- Ну, что ж - вновь вздыхает он - утро уже, надо дело доделать, пойдём - помолимся. - Сказав это, старец направляется к дереву, мы следуем за ним.
Встав возле облачившегося для богослужения священника и искоса поглядывая на пленника, мы обратились в слух.
Серафим начал - облецитеся во вся оружия Божия... - я внутренне собираюсь, поняв, что стал участником ритуала по изгнанию беса.
- Станите, убо препоясани чресла ваша истиною и оболкшеся в броня правды... - кажется, что сама природа, затихла, вслушиваясь в речитатив старика.
- Над всеми же восприимше щит веры, в нем же возможете вся стрелы лукавого разженныя угасити... и меч духовный, иже есть глагол Божий... - монотонно льются слова.
Сразу же вспоминается его молитва, посредством которой меня перенесло в райские чертоги, и я пытаюсь достичь познанного тогда состояния, но через какое-то время, понимаю - ничего не выйдет - наверное, случай не тот....
Слова завораживают - ...заклинаю тя, злоначальника хульнаго.... - Таймас рычит, невольно вздрагиваю, мальчишка, видимо вспомнив произошедшее с ним не так давно, весь скукоживается и с силой жмурит глаза. Вначале, молитвословия струились маленьким ручейком, но постепенно он креп и вот, это уже мощный горный поток, смывающий всё на своём пути....
- ... изыди и разлучися от сего раба Божия... - рык усиливается, постепенно переходя в жуткий вой.
Остекленевшие, выпученные глаза башкира, налились кровью и завращались с бешеной скоростью. На висках, шее и обнажённых участках рук, вены вспучились, запульсировав в такт со зрачками, густая пена, вновь потекла из открытого в крике рта, чуть приглушив громкость.
Зрелище жуткое, но в отличие от зажмурившихся товарищей, я не могу оторвать взгляд.
В этот момент, чувствую прикосновение, словно кто-то липкий задевает меня. Волосы встают дыбом, я выхватываю катану и, приняв боевую стойку, ныряю в изменённое состояние. После чего, просто охреневаю. В воздухе, вокруг нас, витает нечто бесформенное, словно марево в знойный день. Оно, темнея прямо на глазах, вытягивает чёрный туман из тела Таймаса. А из меня и моих спутников струятся потоки энергии в сторону рычащего башкира и, по всей видимости, занимают освободившееся там место.
Бесформенное и бесцветное нечто, постепенно чернеет, а в какой-то момент, тьма, вновь касается тела, на этот раз мне достаётся по шее. Мрак гуще, комок тошноты подкатывает к горлу. Защищаясь, на автомате, взмахиваю мечом, и попадаю в самый сгусток. Искры энергии, выходя из катаны, пробегают по черноте весёлыми огоньками. Нечто, моментально очистившись, вновь обретает свою первоначальную бесцветность. Марево вновь касается кожи, и сейчас, ощущения, скорее приятные - просто волна тепла...
- Изыди... - грозно произносит старец, припечатывая крестом лоб, извивающемуся в конвульсиях башкиру.
- Изыди... Изыди... Изыди... - Таймас последний раз, уже как-то жалобно взвизгивает и его полностью расслабленное тело, повисает на тугих верёвках.
- ...во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь. - Заканчивает старец.
Отчитка - чинопоследование православного экзорцисма, подошла к концу, я, облегчённо вздохнув, тут же сажусь прямо в снег, товарищи следуют моему примеру. Сил не осталось, выжит словно лимон, спутники видимо пребывают в таком же состоянии - и не делал ведь ничего, просто стоял и слушал, а ощущение - словно сутки разгружал вагоны....
Серафим остаётся на ногах, окидывает нашу уставшую троицу, задумчивым взглядом, тяжело вздыхает и медленно подойдя к пленнику, того освобождает от пут. Тело, потеряв опору, скользит вниз и застывает, скукожившись в позе эмбриона. Пару раз нервно дёргается и вновь затихает, на этот раз уже окончательно.
Старик прислоняется спиной к дереву, отирает выступившие на лбу, капли пота и, расслабившись, сползает по стволу на землю.
Утро полностью вошло в свои права, весело светит холодное, низкое, зимнее солнце. Суровая северная природа, застыла и затихла в своей извечной монументальности. Ни ветерка, ни звука, лишь тела пяти человек чернеют в снегу, весь же остальной пейзаж, после ночного ненастья, полностью окутан белым покровом. Позёмка прикрыла все последствия ночного боя и лучики света, отражаясь от граней снежных крупиц, больно режут по сощуренным глазам.
- Ну и что это было...? - первым нарушает молчание Аника.
- Всё позже - устало отвечает Серафим, потом указывает на затихшего Таймаса и добавляет - тащите этого в ярангу, а то замёрзнет. Да и нам туда же, подкрепиться не помешает, силы потрачены преизрядные.
Позавтракали, если это можно так назвать, вчерашним кабанчиком, умяли всё, а оставалось его, почти две трети. Лишь батюшка хрустел холодной кашей, я ни разу не видел, чтобы он ел убоину. Кое-как насытились, если говорить обо мне, то я б ещё схомякал столько же.
Вода в котелке вскипела, Серафим высыпал туда, из своих запасов порядочную порцию душистой смеси и внутренности жилища окутал непередаваемый аромат летнего луга. В тот момент, когда меня выхлестнуло, я попал за черту, и повстречал там учителя, в землянке старца, пахло именно так.
Воспоминания накрывают бурным потоком, опять нестерпимо жарко, но Серафим, заметив моё состояние, резко ударяет ладонью между лопаток, я от неожиданности вздрагиваю, и огонь отступает. Вздох разочарования срывается с губ, на это старик непреклонно замечает - не время сейчас, опять несколько суток проваляешься без памяти....
- Почему он пришёл...? - растерянно бормочу, имея в виду странный жар, предшествующий переносу за грани реальности.
- Тогда пахло также, твой разум запомнил все нюансы путешествия и впредь, при определённой атмосфере, будет пытаться попасть обратно. Обоняние одно из сильнейших человеческих чувств, память о запахах сохраняется на всю жизнь и пробуждает полную гамму эмоций, испытанную в момент их ощущения. - Поясняет старик и тут же предупреждает, уже срывающийся с моих губ, очередной вопрос - но просто аромата, для этого не достаточно, он вообще не нужен. Необходима жажда и слово, оно и меняет энергию сущности, делая возможным путешествие. Сегодня слово звучало, ты его слышал и слово это очень сильное. Произносится оно лишь в крайних случаях, таких как сегодняшний, в более простых, отчитку производить не стоит - опасно... - старик замолкает.
- Почему огонь...? - спрашиваю, подразумевая языки нестерпимо-жаркого пламени, объявшие тогда моё сердце и растёкшиеся по всему телу.
Серафим чуть подумав, отвечает - огонь сделал возможным твой визит в рай, душа, проникшись словом, незаметно для сознания, сильно возжелала очиститься. По милости Божьей, пришёл жар и ненадолго, обелил её, выжег всю твою скверну. Ничто не чистое в рай войти не может - я, было, попытался ему возразить, но он, снова предугадав, продолжает - раньше, ты был только в преддверии оного, а после очистительного пламени, попал уже внутрь. То великая милость, но она временна. Человек сам, без посторонней помощи должен сжечь всю душевную скверну, уничтожить её без остатка, тогда мрак исчезнет и уже навсегда. Оставишь маленькую крупицу, и чернота вновь разрастётся до гигантских размеров....
- Отче - обращается к задумавшемуся Серафиму, пришедший в себя Аника, - а что это было с Таймасом, да и со мной, я ведь совсем ничего не помню, только как схватили бесноватого, а потом уже Роман ломает мне руку. Чувствую, было что-то страшное, а вот вспомнить, увы, не могу.
Отпив внушительный глоток душистого отвара, и тяжело вздохнув, старик отвечает - жизненную энергию нашего Иуды сильно очернили, по сути, он даже, можно сказать и не предатель вовсе, впрочем, как и его братья, они все были тёмными. С помощью грязных слов, душевную силу их, изменили до неузнаваемости, я думаю, придя в себя, он вряд ли вспомнит произошедшее. Что касается тебя, Аника, тьма была сильна и, воспользовавшись открытой наивностью, присущей твоему возрасту, попыталась проникнуть внутрь, но обошлось....
Серафим, вновь приложился к парящей чашке, чуть помолчал и снова продолжил, - ну вернёмся к братьям предателям. Они сами выбрали этот путь, открыв душу для очернения, прельстившись языческим лжеучением. Без согласия человека, воздействие на внутреннюю энергию не возможно. Обычно люди сами себя доводят до такого состояния, но это происходит значительно медленней чем в данном, конкретном случае. Капля за каплей злоба очерняет энергию, так что нейтральная сила, попадая внутрь человека, тоже меняется и постепенно становится тьмой. Порой, уходит на это вся жизнь, Господь долго терпит, а когда видит, что процесс не обратим и дальше будет только хуже, по милости Своей, лишает живота....