- Он также как я... тогда... где то по лабиринту бегает?
- Не знаю, может и на сковородке греется, это смотря, какие у него представления об аде...
- То есть, всё произошедшее со мной в сером лабиринте, к реальности не имеет отношения, просто сон, иллюзия...
- Отнюдь, мысль материальна, но аксиома сия, становится очевидной лишь при попадании за грань...
- Хрен с ним... - трясу головой, прекращая начавшийся мыслительный процесс, давай лучше поговорим о насущном...
- И...? - вопросительно подняв брови, старик пристально смотрит в глаза.
- Вот... - ни чего не поясняя, достаю из наплечных ножен оба скрамасакса и передаю их ему.
- Хек... - крякает старец, впрочем, удивления на его лице не наблюдается. Повертев ножи в руках, он отдаёт их обратно и правую, в которой держал поглотителя душ, брезгливо вытирает о подрясник.
Забыл сказать - аура Грома, была сильно похожа, на голубое свечение катаны.
Вспомнив о мече, вновь перехожу на мистическо-философскую тему, хоть мгновением раньше, и отгонял её от себя. Не удержавшись под мощной атакой любопытной хрюшки, задаю старику вопрос - ты видел, что проделала катана, в самом конце отчитки?
- Нет, однако, почувствовал...
- Ну и что это было?
Старик разводит руками, и приходится описывать виденные мной искры, исходящие от клинка в момент соприкосновения его с тёмной энергией. Он непонимающе поднимает и опускает плечи. - Где то я уже, всё это видел - уж больно ужимка напоминает недоуменно-растерянные жесты Прохора Алексеевича. Впрочем, при всём несоответствии в комплекциях, оба старика весьма схожи, словно не наречённые, а кровные братья.
- Не знаю, что ты так на меня уставился...? - видимо, зависнув, выражение моего лица как-то изменилось. Я, мотнув головой, прогоняя остатки воспоминаний, отвечаю - нет, ничего, просто припомнил Прохора Алексеевича, похожи вы с ним, интересно как он...?
- А что ему? небось, хорошо там старому лису, это нам тут... нужно землю отогревать - могилу копать надобно...
- Кого хоронить будем? - ляпаю я машинально, ничуть не удивившись ответу.
- Скрамасакс твой, вернее души заключённые в нём, причём надо проделать всё побыстрее, времени не осталось совсем,... что ж ты мне раньше не показал близнеца - сокрушённо шепчет, озабоченный старик - теперь успеть бы...
Аника проснулся сразу же, как только почувствовал моё прикосновение, так и вскочил, словно ошпаренный, выставил перед собой нож и непонимающе завращал головой.
- Спокойствие, только спокойствие, всё хорошо, по крайней мере, пока - успокоив мальчишку, приступаю к Атанасу, этого борова ничего не пронимает, ни тряска за плечи, ни крик прямо в ухо, всё ему пофиг - спит как сурок, сладко причмокивая губами. Пришлось пойти на крайние меры и облить его холодной водой - подействовало, но наш космач, ожидаемо остался недоволен - ничего страшного, побурчит немного и отойдёт. - Вот с Таймасом, даже такой фокус не прокатил, парень завис в небытие, Серафим сказал, что очнётся не скоро, но всё же надо было попробовать.
- Всем умываться, приводить себя в порядок, пойдём... - застывает на полуслове и усмехается вошедший старец - впрочем, тебе - тычет он пальцем в нахохлившегося Атанаса - можно обойтись без водных процедур. Болящий не будится? - задаёт он риторический вопрос, разглядывая мокрое лицо башкира - Аника, дорогой, вытри его, а вы оба, марш копать яму....
Изрядно намучились, пока разгребли снег, пока развели огромный костёр, пока верхний слой почвы прогрелся, пока выкопали полноценную, глубокую могилу, перевалило далеко за полдень. На мой вопрос - а зачем столько возиться, ведь ртуть с заключёнными в ней душами занимает лишь четверть стакана - старик возразил - уважение к мёртвым надобно выказать, чтоб всё по-людски было. - В принципе, он прав, впрочем, как и всегда...
Пока мы канителились с захоронением, Серафим приготовил вкуснейшую кашу. Пообедали и приступили, непосредственно к погребению. Набежавшие свинцовые тучи приблизили и так скорый вечер. Я, было, подумал опять козни Одина, и как позже выяснилось, оказался прав.
Батюшка, по такому случаю, достал из своего мешка, видимо парадное, священническое облачение и под какие-то молитвы, переоделся. Сразу приосанился, расправил сгорбленные плечи, на лице его появилась решительность, я глядя на это, тоже проникся моментом, поняв - сейчас, что-то будет....
- Неужели, всё это, скоро закончится...? - приходит очередная мысль и накатывает сожаление. - Домой, как я понял, уже не попасть, нет меня в той реальности, вероломно убит, взорван под покровом ночи какими-то отморозками. Закончится всё, и что прикажете делать, цели нет, а без цели - то не жизнь - то существование....
***
Вечерело, но всё же, света было ещё достаточно, белоснежное покрывало, отражая лучи розового заката, причудливо переливалось, играя полутонами. Отец Серафим, достал из своего мешка бронзовый кубок, тщательно его, протерев, пробормотал в бороду - ну вот и пригодился подарок Прохора.
Взглядом, попросив передать этот предмет, я начал его разглядывать, по всей окружности шёл обод из переплетающихся цветов, выше находились изображения двух воронов, двух волков и двух ножей, а по самому краю были начертаны непонятные руны.
- А чей это кубок, не Одина случаем? - озвучиваю я, напрашивающийся вопрос. С воронами уже приходилось сталкиваться, Хугин и Мунин - думающий и помнящий - мерзкие, скажу вам, птички. Про волков, Гери и Фреки, знал не много, только то, что было передано мне дедом, во время экспресс обучения, но если судить по именам, те ещё твари, один перевод их кличек говорит о многом - жадный и прожорливый. Ну и скрамасаксы, с ними и так всё понятно.
- Получается, что его - констатирует старик и удивлённо продолжает - неужели брат знал обо всём...? - повисает пауза...
- Когда это было? - выходит он из задумчивости - дай Бог памяти... лет двести пятьдесят назад, ну или около... в Константинополе всё произошло, сразу же, после его падения. Франки вошли в город и резали всех подряд, мы ещё с двумя учениками, уже приготовились отдать Господу души, но тут прибежал Прохор. Весь в саже, руки в крови и ничего не объясняя, всучил мне этот кубок, проводил нас к тайному подземному ходу, а сам остался. С ним мы встретились позже. С тех пор, чаша у меня и валяется, пытался отдать её обратно, но брат отказался, сказав - дарю, думаю, тебе она пригодится... - ведь наверняка, тогда ещё ведал всё...
- Так может Феофан правильно предположил, что дед ангел...?
- Может и правильно, сейчас я уже даже не знаю...
Тряхнув головой, видимо выгоняя, не к месту пришедшие воспоминания, Серафим требует у меня ножи, тут же их отдаю. Открутив навершие рукоятки Грома и высыпав содержимое в кубок, он приступает к Молнии. Заглядываю ему через плечо, в ёмкости находится светло жёлтый порошок, дед и тут оказался прав, если ничего не путаю, именно так выглядит сера. Свернув, голову ворона у Молнии, старик выливает ртуть в чашу, я вжимаю голову в плечи, задерживаю дыхание и с силой закрываю глаза, поскольку, ещё Прохор Алексеевич говорил, что при соединении всех четырёх стихий, случится, нечто невероятное.
Однако пока ничего не происходит. Вновь гляжу в кубок и охреневаю дважды, когда вижу в чаше бешено вращающуюся воронку, и когда, при моментально почерневшем небе, поворачиваю голову вверх. Над импровизированным столом, с горящими свечами, стоящим на краю выкопанной могилы, творится нечто невероятное. Густые грозовые облака, выстроившись кольцом, посверкивая всполохами небольших молний, вращаются так же, как содержимое кубка, но в противоположную сторону. Зрелище грандиозно, девственно чистая северная природа, белизна чуть попорченная, чёрной кучей вырытой нами земли, закат, всполохи молний, плотный бублик туч, бешено вращающийся и отливающий розовым в последних лучах дневного светила.
Похоже, что я выпал из реальности, глядя на все эти природные пертурбации, поскольку не заметил, как старец начал отпевание. Пропустил видимо много, Серафим приступил уже к евангелию. Время для меня, пронеслось стремительно. Остатки нашей ватаги, стоят как вкопанные, боясь даже пошевелиться. По прочтении очередной молитвы, старец достаёт какой-то листок, торжественно декламирует записанное на нём, а после прочтения, бережно кладёт этот клочок в чашу.