Непослушное полотнище рвалось из рук. Обрямканный кончик шнура упорно не лез в петли. Проклятый блок скрипел и клинил так, что временами мне приходилось повисать на тросике всем своим весом.
Результат того стоил. Поднятое полотнище триколора широко развернулось на ветру, затрепетало под крики успевших собраться где-то внизу зевак. Древняя, первобытная мощь, заключенная в самой сути знамени, перетекла через руки в мое сердце. Усталость ушла. Мир вокруг обрел ранее неведомую глубину.
Я подобрал и напялил на голову лейтенантский полицейский шлем, вскочил на парапет фасадной стены, вскинул вверх руку с распяленными в знак виктории пальцами.
Заорал в прозрачное закатное небо:
— Вы же люди! Бейте нацистов, бейте их где можно и нельзя! Бейте, еще не поздно, бейте, пока они не убили всех вас!
11. Строить — не ломать
Берлин, осень 1932 (два года с р.н.м.)
12. Эпилог (книга еще не закончена!!!)
Москва, 22 июня 1941 года (забегая вперед)
Неспешная, человек в полтораста, очередь подтащила нас к часовым, застывших у отделанного черным гранитом прохода.
— Bitte, bitte, — зачастила переводчица. — В знак уважения к вождям революции, пожалуйста, выньте руки из карманов!
— Ja, Horst, — поддержала девушку Александра. — Kinder schauen zu! Tu, was sie dir sagt!
— Nein! — грубо отрезал я, демонстративно запихивая ладони поглубже в брючные карманы.
Кинул взгляд вверх, к высеченным в камне словам «Ленин — Сталин — Сырцов». Нет у меня никакого почтения ни к этим людям, ни к уродующей Красную площадь пирамидке Мавзолея. И приехал я в столицу СССР отнюдь не с поклоном призракам былого мира, а по очень настоятельной просьбе наркома об… Кому не нравится — стерпят, никуда не денутся. Я, к счастью, не гуманист, помнить все хорошее собираюсь сто лет, но все плохое — двести.