Кульминация не заставила себя ждать. Оратор выкинул вперед ладонь, выдержал короткую паузу, и отдал приказ:
— VorwДrts!!!
Спущенная с цепи свирепая свора кинулась к выходу, я едва успел оттянуть Сашу в сторону от дверей. В глазах бегущих мимо нас мужчин и женщин не осталось ничего человеческого. Догнать! Убить! Растерзать! Любого, кто окажется на дороге. Несколько минут — и только заставленные тарелками столы напоминали о сидевших тут людях.
Оратор же… аккуратно спустился по приставленной к трибуне лесенке и уселся за ближайший стол. Подтянул к себе чью-то полную кружку, с видимым удовольствием отпил крупный глоток. Воровато огляделся, вооружился вилкой и подцепил ей из чье-то тарелки сочащееся жиром кольцо колбасы.
— Schweinehund! — не удержалась Саша.
— Чудовище, — согласился я. — Да и с Тельманом как-то неудобно получилось.
— Все что ни делается, делается к лучшему, — кровожадно улыбнулась жена.
— Как, ну как?!
— Провидение…
— Я прогонял взрыватели из этой серии десяток раз!
— Похоже, у нас есть проблема побольше, — вдруг прервала мое самобичевание Саша. — Ты только послушай, что в городе творится!
Будто специально, подтверждая ее слова, улица отозвалась завыванием полицейской сирены.
Не препираясь более, мы рванулись вон из Хофбройхауса. Двери открылись как портал в соседнее измерение. Мюнхен, всего пару часов назад домашний, тихий и спокойный, теперь напоминал застигнутый наводнением муравейник. Напротив, у дверей булочной, истерили домохозяйки, кричали, что не уйдут, «пока осталась хоть одна булка». Лавочник не спорил, угрюмо и торопливо запирал ставни витрин. За углом, наискосок около грузовичка, нервно толкались мужчины в форме СА. А совсем близко, прямо рядом с нашим мерседесом, хищно водил из стороны в сторону жалами пулеметов двухбашенный полицейский броневик.
— Это что, все из-за Тельмана?! — ужаснулась Саша.
— Драка началась после слов «семантика этюдности в прозе Пушкина неоднозначна», — мрачно повторил я старую институтскую шутку.
Забрать машину полицейские не помешали. А вот выбраться из города оказалось не самой простой задачей: время словесных баталий прошло. Улицы быстро покрывались постами, вооруженными патрулями и всяким старым хламом, предвестником баррикад. Как и с кем kameraden собираются сражаться — представлялось полнейшей загадкой. Едва ли не каждый квартал выставлял свою версию красного флага, с серпом и молотом, со свастикой с белом круге, буквами SPD, черным сжатым кулаком, орлом или уж совсем дикими кракозябрами. На пути сквозь этот парад суверенитетов я крутил баранку, газовал, сигналил, продирался по тротуарам и задворкам, каждую секунду слыша в ответ все более и более страшные угрозы.
И если бы только угрозы!
Отметки от дубинок и железных прутьев испятнали капот и борта машины. Булыжниками вдребезги разнесены фары и лобовое стекло. На некстати подвернувшейся газетной тумбе осталось висеть вырванное с мясом левое крыло. В довершение всего, удирая задним ходом от агрессивной толпы, я всмятку разворотил багажник. Сверкающий краской и хромом шедевр автопрома превратился в хлюпающую кусками железа развалину, зато мы с Сашей отделались легким испугом. Успели проскочить по той самой зыбкой грани, на которой путчисты уже способны громить лавки и жечь автомобили, но не готовы убивать лавочников, автовладельцев и всех прочих недругов отечества.
К загородному шоссе мы выбрались в совершенно непонятном месте, проскочив через коровий выпас, длинные ряды луковых грядок и проломив, как минимум, полдюжины оград.
— Куда мы сейчас? — задал я Саше вопрос.
— Домой в шале пани Залевски, или в Берлин?
— Налево или направо! — расстроенно хмыкнул я. — Карты нет, шале черт знает где, а до Берлина нам без ремонта вообще не добраться. И вообще, впору не в Берлин ехать, а в Австрию или Францию валить.
— Леш, а почему мы не остались в Мюнхене?!
Она издевается, или… я со всей дури врезал ладонями по баранке:
— Б…ть!
Как же так просто! В самом деле, какой черт понес нас через бунтующий город? Что нам стоило заявиться в ближайший отель, снять номер и залечь там на день, неделю или месяц, в общем, до того замечательного момента, когда нацисты и коммунисты окончательно определятся, кто из них самый главный в Германском рейхе?
Ни слова более не говоря, я повернул налево и погнал мерседес по шоссе. Германия не Россия, между городами всего лишь десятки километров, а никак не сотни. Так что уже через полчаса мы въехали в Starnberg, тихий, патриархальный, очень уютный городок на берегу большого озера. Нашелся и отель, со странным для глубинки названием London, зато приличный, прямо около центральной городской площади. Тут было все — ванна с горячей водой, махровые халаты, широкая мягкая кровать, вино, фрукты и пирожные. Не было только радио и свежих газет. К лучшему — как резонно заметила Александра: вместо попыток понять, что же случилось в Рейхстаге на самом деле, мы завалились спать.