В этот момент чья-то дрожащая рука дотронулась до его спины. Это оказалась Бертарда, жена Корне.
– Какое несчастье, какое страшное несчастье, – запричитала она со слезами на глазах.
– Бертарда, ради Бога, вы видели мою дочь? – с нетерпением воскликнул он.
– Она спасла меня, слышите? Она меня спасла!
– Слышу, слышу, но где она? Она ранена?
– Я сказала, чтобы она туда не входила, чтобы плюнула на книги, но она не послушалась…
– Бертарда, умоляю, скажите, где моя дочь! – И он начал трясти женщину за плечи.
Та пристально посмотрела на Горгиаса, но взгляд ее блуждал где-то далеко.
– Мы выбежали из мастерской, спасаясь от огня, – начала она. – Во дворе она помогла мне забраться на стену, а когда убедилась, что я в безопасности, сказала, что ей нужно вернуться за кодексами. Я крикнула, чтобы она не ходила, чтобы тоже лезла на стену, но вы же знаете, какая она упрямая. Сквозь бушующее пламя она вошла в мастерскую, но вдруг раздался сухой треск и крыша рухнула. Вы понимаете? Она меня спасла, и тут все обрушилось…
Горгиас в отчаянии ничком рухнул на землю и остался лежать недвижим среди развалин и запустения. Тлеющие угли трещали, рассыпая кучи искр, серый дым медленно поднимался к небесам, возвещая о беде.
Если бы в нем оставалась хоть капля здравого смысла, он подождал бы, пока пожар закончится, но даже секунда промедления казалась ему немыслимой, и он двинулся вперед сквозь беспорядочные нагромождения столбов и брусьев, чувствуя, как огонь обжигает легкие, жар проникает до костей, а глаза режет от дыма. Сквозь тучи искр и пепла он едва различал свои руки, но его ничто не могло остановить. Отшвыривая ногами какие-то обгоревшие подпорки, полки и рамы, он шел и шел, громко повторяя имя Терезы. Вдруг, в очередной раз заплутавшись в дыму, он услышал сзади отчаянный крик о помощи. Горгиас резко развернулся и прямо по горящим углям бросился на голос, но это оказался двенадцатилетний Иоганн Пискортос, сын кожевника Ханса. Горгиас, проклиная все на свете, бросился к нему и обнаружил, что тело его обожжено, а ноги придавлены тяжелой балкой.
Было ясно, что если сейчас же ему не помочь, он погибнет, и Горгиас, напрягшись, раздвинул набросанные поверх доски, однако балка не поддавалась. Тогда он оторвал кусок от своей повязки и прикрыл лицо мальчика, защищая от дыма.
– Иоганн, послушай меня. Мне нужна помощь, чтобы вытащить тебя отсюда. У меня ранена рука, и я не могу один сдвинуть эту балку. Вот что мы с тобой сделаем. Ты умеешь считать?
– Да, господин, до десяти, – сказал он с гордостью.
– Чудесно. Ты будешь дышать через эту повязку и после каждых пяти вздохов как можно громче кричать свое имя. Понял?
– Да, господин.
– Хорошо, тогда я пойду за подмогой, а заодно принесу кусок пирога и вкусное яблоко. Ты любишь яблоки?
– Пожалуйста, не оставляйте меня, – заплакал мальчик.
– Я тебя не оставлю, просто позову кого-нибудь на помощь.
– Господин, не уходите, пожалуйста, – взмолился он, хватая Горгиаса за руку.
Горгиас взглянул на мальчика и чертыхнулся. Он понимал, что даже если найдет кого-то в помощь, ребенок их не дождется – тут почти нечем дышать. Иоганн так или иначе погибнет, сгорит или задохнется, не важно. И он, взрослый мужчина, ничего не может поделать, кроме как пойти за помощью.
Внезапно Горгиас нагнулся, схватился за балку обеими руками, присел и изо всех сил начал тянуть, так что спина хрустнула, однако он не остановился, словно от этих усилий зависела не только жизнь мальчика, но и его собственная. Он почувствовал, как швы на раненой руке стали лопаться, разрывая кожу и сухожилия, и все-таки продолжал свои судорожные движения.
– Ну же, проклятущая, давай! – кричал он.
Вдруг раздался треск, и балка сдвинулась на пару пальцев. Горгиас сделал глубокий вдох, в очередной раз глотнув дыма, еще поднапрягся, и балка приподнялась над мальчиком примерно на ширину ладони.
– Ну же, Иоганн, выбирайся!
Мальчик перекатился на бок, но тут силы оставили Горгиаса, и балка опять рухнула на землю. Чуть-чуть отдышавшись, он взвалил на плечи обессиленного ребенка и вынес его из этого ада.
На площади, куда жители сносили раненых, Горгиас увидел Ценона, склонившегося над мужчиной с обожженными ногами. Ланцетом он быстро вскрывал волдыри и тут же выдавливал из них жидкость, как сок из винограда. Ему помогал служка с испуганными глазами, который с сомнительной ловкостью прикладывал к ранам какую-то маслянистую мазь. С Иоганном за спиной Горгиас направился к Ценону, осторожно положил мальчика на землю и попросил заняться им. Бросив на ребенка быстрый взгляд, врач покачал головой.