Исам даже не взглянул на поверженного противника – он успел добраться до верхушки башни, где находилась девушка, как раз в тот момент, когда ствол обломился, словно срезанный гигантским ножом, увлекая за собой часть парапета.
Едва встав на ноги, Исам обнял безутешно плачущую Терезу и, не раздумывая, поцеловал ее. Дождь нещадно поливал их, но они ничего не замечали. Медленно, в полном молчании они спустились вниз. Снаружи изо всех сил колотили в дверь, но та не поддавалась – и сама она, и служивший засовом брус были из прочного дерева. Когда Исам отодвинул засов, то увидел Дрого, Алкуина, Павла Диакона и двух стражников. Уилфред расположился чуть дальше, возле рухнувшего парапета.
– Спасибо, – произнес Алкуин, обращаясь к Исаму.
Тереза ничего не понимала – Исам только что победил выставленного им защитника, какая уж тут благодарность! Но девушка пришла в еще большее недоумение, когда Алкуин повернулся к ней и укрыл своей сутаной. Дрого приказал стражникам покинуть двор.
– Наконец-то все прояснилось, – спокойно произнес Алкуин.
Дождь затихал. Алкуин направился к Павлу, который почему-то стал отступать к развалинам парапета.
– Должен признать, мне это стоило немалых трудов, – сказал он. – Кто бы мог подумать, что Павел Диакон, папский посланник, является виновником стольких несчастий?
Тереза хотела вмешаться, но Исам удержал ее.
– Нападение на Горгиаса, – продолжил Алкуин, – смерть коадъютора Генсерика, тщеславного пергаментного мастера Корне и несчастной кормилицы, похищение девочек, убийство юного стражника… Скажите, Павел, до чего еще вы собирались дойти?
– Вы бредите, – римский нунций выдавил из себя улыбку. – Божий суд всё прояснил. Поражение выставленного вами бойца компрометирует вас.
– Моего бойца? Но ведь это вы предложили Хооса Ларссона.
– Чтобы защитить вас, – заявил Павел.
– А я полагаю, чтобы спасти себя. Если бы Хоос победил, на что вы и рассчитывали, девушку сожгли бы. А если бы погиб, что и произошло, вы избавились бы от своего соглядатая – единственного оставшегося в живых человека, способного выдать вас, поскольку он всегда действовал по вашим указаниям. И ему, и Генсерику, еще одному вашему сообщнику, вы заплатили золотыми монетами, отчеканенными в Византии. – Алкуин вытащил мешок и показал ему. – Всем известно, что их обращение на франкской территории запрещено. Откуда вы их взяли?
– Я заплатил их Хоосу за участие в поединке, между прочим, с вашего разрешения, – язвительно произнес папский нунций.
– Павел, Павел… Ради Бога! Эти монеты я нашел раньше, чем Исам бросил мне вызов. А если точнее, в тот день, когда Тереза застала вас беседующим в туннеле с Хоосом Ларссоном.
Павел застыл, но мгновение спустя бросился к Уилфреду, схватил его и пригрозил столкнуть в пропасть.
– По мне так можете толкать, – бесстрастно сказал Алкуин. – Он ведь тоже виновен.
Глаза Уилфреда, и так округлившиеся от ужаса, после этих слов чуть не вылезли из орбит.
– Потому что не Павел, а Уилфред покончил с Генсериком, – продолжил Алкуин. – Когда Уилфред узнал, что коадъютор предал его, заточив в часовню Горгиаса с намерением завладеть пергаментом, он без колебаний убил его. А потом сделал то же самое с Корне, – сказал он и указал на рукоятку повозки.
Решение пришло к Уилфреду мгновенно: стоило Павлу Диакону взяться за рукоятку, как он привел механизм в действие, раздался металлический скрежет, и Павел почувствовал укол в ладонь, но не придал этому значения.
– Забыли, с кем разговариваете? Я – папский посланник, – приободрясь, заявил он.
– И сторонник византийской императрицы Ирины, этой предательницы, которая ослепила собственного сына и ненавидит папу. Она подкупила вас, и вы собирались передать ей документ, чтобы предотвратить коронацию Карла Великого. А теперь оставьте Уилфреда в покое и скажите, где находится документ, похищенный вами из скриптория.