— Ник, — сказал он, — ты должен вернуть расположение Марии.
— Не смеши меня, — грустно произнес скрипач, — она меня ненавидит. Какое расположение? Ты все испортил.
— У меня не было времени, а ты бы провозился с ней очень долго. Я должен был закончить все до рассвета.
— Успел, — едко констатировал скрипач, — чего же ты теперь от меня добиваешься? Она даже говорить со мной не захочет. Мне кажется, что она теперь ненавидит всех мужчин…
Ответом на это заявление был смех дьявола.
— Ну, не все так безнадежно, — успокоил он Ника, — еще можно все исправить — я проверял. Сделай девочку счастливой, и тогда я смогу простить тебе кое-что из твоих грехов.
— Из наших. Не пойму, зачем тебе это надо? А пока я с этим не разберусь, я даже пальцем не пошевелю.
— Пальцем можешь не шевелить, пошевелишь чем-нибудь другим! — разозлился дьявол. — Зачем мне надо? Да не мне, а ей.
Все это время чувство вины не покидало Ника. Он прекрасно понимал, что то, что пережила девушка в подвале заброшенного дома, она ему никогда не простит. Да он и сам себе не сможет этого простить. Ведь он мог остановить дьявола, мог, но ничего не сделал. Не захотел.
— Все поправимо, — настаивал его невидимый собеседник, — уж мне-то ты можешь поверить. Нужно только запастись терпением. Она должна быть счастлива. Или, — скрипач услышал в его голосе угрозу, — тебе наплевать, что дальше будет с нашей малышкой?
— Нашей? — взорвался Ник, теряя контроль над собой. Горячая волна ненависти и обиды накрыла его и утащила глубоко в темноту, туда, где он захлебывался от собственного бессилия и презрения к самому себе. — Нашей? Не смей больше так о ней говорить — тебе она не принадлежит и никогда не будет принадлежать!
— Мой друг, — издевательским тоном заявил дьявол, — тебе-то откуда знать, что будет, а чего не будет? Если ты не утешишь Марию, то это придется делать мне.
— Но зачем тебе это надо? — продолжал допытываться скрипач. — Я должен это понять.
— Затем, что она этого заслуживает, — уклончиво ответил дьявол. — Или ты считаешь иначе? Мы с тобой плохо поступили с этой девушкой и должны как-то исправить положение. А сделать это можешь только ты.
Ник задумался, он по-прежнему не доверял дьяволу, но ему очень хотелось поверить в его искренность. В самом деле, почему бы этому существу не пожалеть Марию, которая не сделала в своей жизни никому ничего плохого? А то, что ей пришлось пережить, может травмировать даже искушенную, прожженную девицу.
— Хорошо, — согласился он, — но при одном условии.
— Я готов его выполнить, — слишком уж поспешно согласился дьявол, даже не выслушав, каким будет это условие.
— Ты оставляешь меня одного и не вмешиваешься, что бы между нами ни происходило. Я не хочу, чтобы получилось, как в подвале, когда ты без предупреждения появился в самый неподходящий момент. Давай с тобой договоримся — или я, или ты. Хватит устраивать групповухи! Мария заслуживает другого отношения. Обещай, что не станешь вмешиваться. Точнее, обещай, что хотя бы на это время ты меня оставишь… нас оставишь в покое. И не станешь прятаться в коте или еще где-нибудь поблизости.
— Обещаю, — согласился дьявол. — Тем более что перед отпуском мне надо решить кое-какие проблемы. Я тебе не говорил, что у меня намечается отпуск, коротенький такой, длиной всего в одну человеческую жизнь?
Ник не придал его словам никакого значения, хотя в них, безусловно, присутствовал какой-то скрытый смысл. Какой у дьявола может быть отпуск? Смешно. Разве лишенное плоти существо может устать? И как он собирается отдыхать?
Наверное, надо было бы задать все эти вопросы своему «квартиранту», и тот вынужден был бы ответить на них честно, но, обрадованный тем, что он сможет хотя бы на короткое время избавиться от своего назойливого «подселенца», Ник не стал вдаваться в подробности. Свобода, пусть даже кратковременная, дорогого стоит.
— Не знаю, что из этого получится, но я буду стараться, — сказал скрипач, — надеюсь, что Мария меня простит. Мы ведь исковеркали ей жизнь, и было бы несправедливо не попытаться хоть что-то исправить.