— Смогли, Олег Романович, еще как смогли! — с чувством воскликнула я. — Честно говоря, я уже совсем запуталась в этом. Понимаете, все мои принципы, все мои убеждения готовы были рассыпаться в пыль.
На лице преподавателя появилась печаль, он посмотрел на меня с сочувствием и тихо произнес:
— Даже не знаю, хорошо это или плохо, когда принципы и убеждения оказываются настолько слабыми и уязвимыми. Ступайте, Мария. Если будут еще вопросы, то не закрывайтесь наедине со своими сомнениями. Буду рад вам помочь в меру своих сил и возможностей.
Я успокоилась, все мои страхи — бред моего больного воображения и не более того. На душе пели птицы. Но этот чертов скрипач никак не желал покидать мою голову. Несмотря на то что ореол тайны и мистики заметно потускнел, я, как и прежде, вновь и вновь возвращалась к воспоминаниям о нем. Наваждение хоть и ослабло немного, но никуда не делось.
Вечером ко мне заявилась Галина, как всегда, без предупреждения. Пришла обиженная и злая.
— Какая же ты сволочь! — воскликнула она прямо с порога. — Убежала и оставила меня одну. Тебе не приходило в голову, что со мной может что-то плохое случиться?
— Не-а, — ответила я с улыбкой, — не приходило. Можно подумать, что ты впервые возвращаешься домой так поздно.
— Не домой, — поправила она меня, — потом мне пришлось идти к Дане, — она презрительно поморщилась.
— И что у вас с ним теперь? — мне действительно было любопытно. — Все нормально? Вы встречаетесь?
Галка посмотрела на меня, как на сумасшедшую, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень возмущения.
— С ума сошла?! Да он мне по вытачку. Как ты себе это представляешь? Буду я с ним гулять по городу, как дама с собачкой. Спасибо, родная, за добрые пожелания. Нет уж, без Дани я как-нибудь обойдусь. А вот скрипач…
Сердце вновь дернулось, словно от электрического разряда. Ну, не получалось у меня реагировать на него спокойно.
— А что со скрипачом? — изо всех сил стараясь не показать подруге своей заинтересованности, спросила я. — Ну, играет он хорошо, конечно, но сам по себе он интереса не представляет.
Галина выкатила на меня глаза так, как будто я превратилась в какую-то неведомую зверюшку. Потом покрутила пальцем у виска и заявила:
— Нет, ты точно ненормальная. Видела бы ты, что там бабы творили перед ним! Да он, если бы захотел, мог бы их всех там поиметь, и ни одна не отказала бы. Такой мужчина! — она мечтательно вздохнула.
— Да нет в нем ничего сногсшибательного, — заупрямилась я, убеждая скорее себя, чем ее, — бледный какой-то, да еще эти круги под глазами, больной, что ли?
— Сама ты больная! — искренне возмутилась Галка. — Больнее некуда. Иногда я тебя совершенно не могу понять. Кстати, я тут принесла твое барахло, — она швырнула мне пакет, — а ты мне мою одежду отдай. Вообще-то тебе бы подошла монашеская ряса или паранджа.
— Не пойму, чего ты злишься, — я действительно не могла этого понять, но в скором времени все прояснилось.
— Да он же на тебя запал! Неужели ты этого не заметила? — до меня дошло, что Галка меня просто ревнует к скрипачу, и я невольно испытала легкое злорадство. — Когда ты ушла, он больше к нашему столику ни разу не подошел и вообще ни к кому не подошел, между прочим. Вот не зря же говорят, что дуракам везет.
— Кстати, Галь, а как его хоть зовут?
Галка задумалась. Потом робко улыбнулась и призналась:
— Да я и сама не знаю. Веришь, странно как-то получается, весь вечер просидела в ресторане, пялила на него глаза, танцевала как умалишенная под его музыку, а имени так и не узнала — не у кого было узнавать, наверное.
— Как же так, — удивилась я, — столько людей, и никто не знает его имени? Но Даня-то должен знать, он ведь там работает.
— Ну и что? — насупилась подруга. — Может, там все знают, но я там никого не знаю, а у Дани спрашивать как-то неудобно.
С ума сойти с ней можно! Переспать с почти незнакомым мужиком ей удобно, а вот спросить имя другого такого же незнакомого мужика ей неудобно. Интересно, кто из нас умалишенный?
Внезапно за окном раздался страшный грохот, потом несколько минут царило молчание — и внезапно трубный глас Раисы Петровны разорвал эту противоестественную тишину.
— Уби-и-или!.. — вопила она, как милицейская сирена. — Человека убили! Да как же так можно жить?!
На этот риторический вопрос отозвался только Васька — слесарь, как всегда, пьяный в дым:
— Баба Рая, так ведь она теперь жить и не будет, отжила уже свое, кровососина. Есть-таки в мире справедливость!