— Слышь, Машка, а почему бы тебе не предложить мне чай или кофе? — спросил он. — Я хоть согреюсь немного. У меня ноги уже все мокрые: кроссовки хреновые — воду пропускают. Ты же не выгонишь меня, голодного и холодного, в такую слякоть? Это не по-христиански. Я знаю, ты добрая, ты накормишь одинокого путника, — он дурачился, но лицо у него при этом было серьезным.
После такого заявления я не могла его прогнать. Ругая себя за мягкотелость, я поплелась на кухню. До меня стало доходить, что никакие ему конспекты не нужны. Саватеев и раньше обрастал хвостами, но как-то справлялся без моей помощи.
Вытащила из холодильника сыр и масло, на скорую руку соорудила ему несколько бутербродов, поставила на огонь турку с кофе и с недовольным видом уселась на стул. Мне хотелось поскорее остаться одной, чтобы спокойно потосковать о скрипаче. А Саватеев мне мешал. Вот черт! А я, наивная, думала, что все у меня прошло. Куда там, стоило мне его опять увидеть, как тут же заныли старые раны. В голове опять каша, в душе — тоска. И никуда мне не деться от этого, нигде не скрыться от его горящих темных глаз. Такое чувство, что Ник постоянно следит за каждым моим шагом, а это уже похоже на паранойю.
— Маш, — робко обратился ко мне Славка, — что-то не так? Что случилось-то? У тебя ведь было нормальное настроение, и вдруг такая перемена. Это ты из-за него, да?
Мне захотелось запустить ему в голову сахарницу, но пришлось сдержаться. Конечно, у меня в последнее время небольшая депрессия приключилась, но не стоит ее усугублять. Я умею, если надо, себя контролировать.
— Какое тебе до этого дело? — процедила я сквозь зубы. — Тебя это совершенно не касается. Моя жизнь — это моя жизнь.
— Кто его знает, — задумчиво произнес он, — может, и касается. Только, знаешь, что я тебе скажу? Лучше держись от него подальше. Не могу тебе этого сейчас объяснить, но я чувствую такие вещи. Есть в нем что-то такое… нехорошее. Не злись, Маша, я догадываюсь, о чем ты сейчас подумала. Нет, тут дело не в ревности.
— Я ведь сказала тебе, чтобы ты не касался этой темы, — начала я потихоньку терять контроль над собой. — Еще одно слово — и никакого кофе ты не дождешься, ясно?
— Как хочешь, я всего лишь хотел тебя предупредить. Этот тип какой-то мутный, что-то с ним не так. Вот когда-нибудь ты увидишь, что он не тот, за кого себя выдает.
— Да ни за кого он себя не выдает! — стукнула я кулаком по столу. Испуганно звякнули ложки в чашках, подпрыгнул лежащий на столе нож. — Он скрипач, играет в «Империи». Кем еще он, по-твоему, может быть, бандитом с большой дороги, маньяком, кем? А то, что у него вид странный, так это из-за болезни. У него какое-то генетическое заболевание. И все, замяли этот разговор, больше я не предупреждаю!
И тут за стенкой заиграл мой скрипач. Видимо, он уже вернулся. Музыка легко проникала сквозь кирпичные стены. Она вонзалась в меня сотнями раскаленных игл, яростная, безумная, злая. Скрипка кричала, выла, издевательски хохотала. Мне стало страшно и больно. Я увидела, как лицо Славки помрачнело — видимо, и его пробрало до костей. Музыка Ника не для слабонервных, мне ли этого не знать.
— Псих, точно псих, — прошептал он, а потом добавил зло: — Какие же вы, девчонки, мазохистки! Почему вам не нравятся нормальные, здоровые ребята? Почему вам подавай очередного больного на всю голову гения? Неужели обязательно надо кому-то приносить себя в жертву? Не понимаю, честное слово, этого я не понимаю! Конечно, у него такой романтичный вид, эта болезненная бледность, эти горящие глаза! Весь такой возвышенный и противоречивый. Где уж нам, тупым мужланам. Хорошо, закроем эту тему, раз уж ты ничего не хочешь слушать.
Он замолчал, понимая, что разговаривать со мной на эту тему бесполезно. Уже в полном молчании выпил кофе, к бутербродам даже не прикоснулся. А музыка не успокаивалась, мне казалось, что она пытается выгнать Саватеева из моего дома. Я видела, как на его лице появилась гримаса боли, а руки отчаянно сжали виски. Видимо, у Славика заболела голова. Он сжал зубы и даже застонал тихо.
Мне стало его жалко. Куда ему тягаться с Ником! Мой скрипач и не из таких, как Саватеев, жилы умеет тянуть. Я уже не сомневалась, что в его музыке есть что-то такое, что подчиняет людей, вытаскивает на белый свет все их жалкие и тщательно скрываемые пороки и недостатки. Он играл не на струнах, а на человеческих слабостях, заставляя людей быть самими собой.
Славик резко поднялся и направился к двери, забыв даже про конспекты. Я напоминать не стала, ждала, когда же он, наконец, избавит меня от своего общества. Как же все неудачно получилось. Сколько раз я, поднимаясь или спускаясь по лестнице, ждала, что встречусь с Ником. И мне не в чем было бы себя упрекнуть, потому что это была бы случайная встреча. Но ни разу мне не повезло. А тут, как назло, в самый неподходящий момент. Он теперь, наверное, будет думать, что Саватеев — мой парень. Я вспомнила его жесткий презрительный взгляд, и на душе стало совсем паршиво.