— Михаил, вы что, не понимаете, что нет у меня ни малейшего желания с вами знакомиться? Послушайте, если вы сейчас же не отстанете, то я прямо сейчас заору на весь двор, что меня насилуют, и поверьте, несмотря на погоду, народу сразу набежит море. А еще у нас в доме живет наш участковый. Вам надо будет потом долго и нудно объяснять в милиции, что вы никоим образом не посягали на мою честь.
Я сама себя не узнавала. Раньше я никогда бы не позволила себе так разговаривать с людьми. Я бы стеснялась, придумывала какие-нибудь глупые отговорки, но уж точно не рубила бы сплеча. Он ведь ничего плохого мне не сделал, даже хотел помочь, а я вызверилась, как цепная псина.
— Вы этого не сделаете, — улыбнулся он, — у вас лицо не такое. Не думаю, что вы способны на подлость.
— Но когда-нибудь надо же этому учиться, если иначе в жизни никак не получается, — ответила я зло.
— Не думаю, что по-иному нельзя. Жить по совести гораздо приятнее, хотя и труднее. Так же, как беда не приходит одна, так и один грех обязательно потянет за собой другой.
«Черт, — разнервничалась я, — очередной сектант-проповедник! Какие же они навязчивые! Ходят тут, в двери ломятся, книжки свои суют под нос и учат жизни, учат. Можно подумать, что их кто-то об этом просил». Странно, но нахлынувшее раздражение притупило чувства вины и потери, слезы сразу же высохли, и мне удалось даже выдавить из себя некое подобие улыбки.
— Оставьте, пожалуйста, меня наедине с моими грехами, — произнесла я с сарказмом. — Лучше о своих побеспокойтесь.
— Понимаю, что кажусь вам слишком навязчивым, — не унимался Михаил, — но в вашем возрасте девушки часто влюбляются, и часто бывает так, что им не отвечают взаимностью. И им кажется, что жить не стоит. Тогда они совершают страшные поступки, исправить которые невозможно. В моей жизни был один такой случай. Девушка выбросилась из окна из-за несчастной любви. Нет, не ко мне, что вы! — поспешил он меня успокоить, неправильно истолковав мой взгляд. — Это была моя сестра.
Куда делось мое раздражение и злость? Теперь все стало понятно. Видимо, вид у меня и в самом деле был не фонтан, допускаю, что именно с такой погасшей рожей и бросаются из окна или с моста, но это не мой случай.
— Извините, если обидела вас, — мягко сказала я, — но не стоит так переживать по моему поводу. Никогда, слышите, никогда я не сделаю ничего подобного, что бы ни случилось в моей жизни! Не сделаю, потому что у меня есть родители, которые очень меня любят и не переживут, если со мной что-то случится. Так что, Михаил, на этот счет вы можете не беспокоиться.
В его взгляде появилось что-то новое. Мне показалось, что он посмотрел на меня с уважением или одобрением. Резко затормозив, он взял мою руку и слегка пожал ее.
— Спасибо вам, милая незнакомка. Если бы все молодые девушки думали так же, как вы!
После этих слов «рыжий клоун» развернулся и пошел прочь со двора, а я пошла дальше уже одна. Возле своего подъезда я обернулась, но его уже не было. Не знаю, кого он ждал у нас во дворе, но, видимо, так и не дождался.
Я шла и считала ступеньки, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. Как же несправедливо и неправильно устроен этот мир, если в нем так часто гибнут молодые, те, кто только начинает жить! Настроение вновь испортилось, и слезы уже привычно подкатили к глазам. Совсем я раскисла.
Между третьим и четвертым этажами я с кем-то столкнулась и резко остановилась. Прервав свои арифметические действия, я посмотрела на стоявшего передо мной мужчину и остолбенела. В нашем обшарпанном подъезде он казался еще более нереальным существом, чем тогда, в «Империи». Эти черные горящие глаза на бледном лице прожигали меня насквозь, словно кислотой. Голова закружилась, и мне пришлось схватиться за перила, чтобы не упасть.
— Маша, — голос у него был такой тихий, мягкий, что я не смогла удержаться и заревела в голос, — что с вами… с тобой?
— У меня друг умер, — тихонечко завыла я, стараясь не привлекать внимания моей бдительной соседки, которая наверняка в этот момент от нечего делать караулила у дверного глазка очередную жертву.
Мне было стыдно, что он увидел меня такой — зареванной, с узкими, припухшими от слез глазами, красным блестящим носом, и к тому же воющей белугой.
— Близкий друг? — участливо спросил он.
— Теперь я думаю, что да, но до вчерашнего дня он казался мне одним из многих. А сегодня…
— Успокойся, Маша, это жизнь. Люди рождаются и умирают, никуда от этого не денешься, — он говорил это, а сам гладил по волосам. От его прикосновений у меня в ушах загудело, а сердце уже не помещалось в грудной клетке — так оно бешено колотилось.