Я не могла поверить в то, что он мне рассказал. Мне казалось, что он разыгрывает меня, зная, что я ничего не знаю ни про «Кошанского», ни про то, что с ним приключилось. Но вся эта история заставила меня поежиться от страха. Я представила себе этого Гутти с перерезанным горлом и перевела взгляд на скрипку, которую Ник держал в руках.
— И это она? — спросила я недоверчиво. — Но кто мог тебе ее отдать и за что? Не верю, что у нас есть еще есть такие меценаты.
— Я получил «Кошанского» от его истинного владельца, — ответил скрипач с вызовом.
— От Николая II, что ли? — не удержалась я от сарказма.
— Нет, Маша, — он сделал вид, что не заметил моей издевки, — от дьявола. Все скрипки Страдивари принадлежат ему и только ему. Ведь именно на таких условиях великий скрипичный мастер и получил свой дар. А ты не знала, что про Страдивари еще при жизни ходили слухи, что он продал душу дьяволу? Но не продал, нет. Это был другой договор.
Теперь у меня не оставалось сомнений, что он надо мной издевается. Но вот ведь гад, он делал такое серьезное лицо, как будто сам верил в то, что мне тут наплел. Дьявол, видите ли, ему скрипку подарил. Я не знала, обижаться мне на него или пропустить все мимо ушей, но так хотелось услышать продолжение всей этой «страшной сказки», что пришлось мне воздержаться от своих реплик и терпеливо ждать, что же он еще придумает. Но Ник молчал, внимательно следя за выражением моего лица. У меня возникло неприятное ощущение, что в этот момент он читал мои мысли.
— Я вижу, ты мне не веришь, — грустно произнес он. — Мария, больше, чем религиозные фанатики, меня раздражают только скептики, у которых есть только один аргумент: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Они забывают, что то, что невозможно доказать, невозможно и опровергнуть. Но я знаю точно, что когда-нибудь ты меня поймешь, ты поверишь мне.
Эти его слова прозвучали как угроза, и я почувствовала, как по моей коже пробежали колючие, холодные мурашки. Чтобы снять напряжение, я все-таки поинтересовалась:
— И какой же это был договор, Ник?
— Простой, — он усмехнулся, видя мой страх, — дьявол открывал Страдивари секреты мастерства, которые позволят ему делать самые совершенные скрипки в мире, а мастер должен был за это делать скрипки. И не более того. Как видишь, никакой души он взамен не требовал.
— И в чем тут подвох? — разочарованно протянула я.
— В скрипках. Видишь ли, Маша, талант — это не способности к какому-то определенному роду деятельности, это энергия, которая не имеет никакой направленности. Только от человека зависит, по какому руслу он ее пустит. Не зря же говорят, что талантливый человек талантлив во всем. Так вот, творения Страдивари питаются этой энергией, они ее пьют, как человек пьет воду. Именно поэтому эти скрипки получают только самые талантливые музыканты. Если бездарь возьмется играть на скрипке Страдивари, то она его убьет — выпьет всю душу до дна.
— А тебе, — я все-таки подхватила его игру, — тебе он на каких условиях ее отдал? Только не говори, что из чувства альтруизма. Я очень сомневаюсь, что дьяволу такое чувство присуще.
— Вообще-то он способен испытывать всю гамму чувств, — усмехнулся скрипач, — кроме одного. А условия? Да, он поставил мне одно условие, но об этом я пока промолчу. Я расскажу тебе все, но только тогда, когда ты будешь готова это услышать и принять. Раньше не имеет смысла. А я знаю, что рано или поздно ты избавишься от своего скептицизма. В этом я не сомневаюсь ни на йоту.
Он встал, взял скрипку, взметнулся смычок — и полилась мелодия. Мне показалось, что от скрипача исходит едва заметное свечение. Его лицо вновь изменилось, теперь он стал похож на падшего ангела. Хотя кто знает, как они выглядят, эти падшие ангелы. Но никакого другого сравнения я подыскать не смогла. Музыка взлетала к потолку легким, искрящимся маревом и опадала на пол серебристым дождем.
А Ник, он как будто исчез из этого грязного мира — казалось, что здесь, в этой комнате, не он, а только его изображение, настолько он казался мне нереальным.
Мелодия успокаивала меня, ласкала и пела голосом Ника. Я слышала, как скрипка произносит слова человеческим голосом, и уже ничему не удивлялась. Боль потери утихла, и на душе стало спокойно и уютно. Все, чего я хотела в тот момент, — это того, чтобы музыка не кончалась никогда. Мои чувства сплетались с этой невероятной мелодией и становились единым целым. И вот я уже готова была поверить в любую сказку, в любую небылицу. А он как будто совершенно забыл о моем существовании, для него не существовало никого в этом мире — только он и скрипка.