Потом подошла к окну, чтобы выяснить, что там за шум, и увидела милицейскую машину и толпу людей. Там, на утоптанном грязном снегу, лежала чья-то темная фигурка, а вокруг нее, словно дикие маки, алели пятна крови. По спине пробежал холодок, стало ясно, что там, внизу, лежит чей-то труп. Я присмотрелась, но с высоты своего четвертого этажа так и не смогла разобрать, кто же именно разбился из моих соседей. Не знаю, почему я решила, что лежащий на снегу человек выпал или выпрыгнул из окна. Можно подумать, что нет никаких других способов свести счеты с жизнью. В конце концов, его могли и убить. Сейчас могут укокошить человека за сто рублей или просто так, из личной неприязни.
Наскоро приведя себя в порядок и выпив чашку черного кофе, я выскочила из квартиры и понеслась вниз по лестнице. Стыдно было признаться даже себе самой, что меня, так же, как и всех остальных обывателей, странным образом притягивает эта чужая трагедия. Есть что-то неправильное в людях — им нравится наблюдать за различными драмами и катастрофами, главное, чтобы это не касалось персонально их.
Глава 2
Я собиралась проскочить мимо гудящей толпы, но невольно задержалась, разглядывая неподвижное тело на грязном снегу. Труп лежал на животе, и поэтому сложно было сказать, кто та несчастная, которой так не повезло в этой жизни. Но, когда тело перевернули, толпа дружно ахнула.
— Это Светка Кольцова, — объявила Раиса Петровна, — наша местная шалава из четвертого подъезда. Я давно подозревала, что ее ждет что-то подобное.
Народ недовольно загалдел. Действительно, на этот раз баба Рая явно перегнула палку, ведь о покойниках не принято говорить в таком тоне, о них или хорошо, или ничего.
Светку я знала плохо, так, здоровалась при встрече, как с соседкой, и не более того. Высокая блондинка с чувственными губами, длинными ногами и высокой грудью — вот и все, что я могла бы о ней рассказать. Но Раиса знала о ней почти все и собиралась это все рассказать обалдевшему оперу.
А обалдеть было от чего, потому что девушка вовсе не разбилась, как я подумала раньше. Светке перерезали горло. Но, когда милиционер задрал на ней окровавленный тонкий свитер, выяснилось, что и это еще не все. Меня едва не вырвало от того зрелища, что я увидела. Несчастной девице вспороли живот от паха до груди и выпотрошили ее словно курицу.
— Это маньяк, — со знанием дела объявила Раиса, — нормальный человек такого не сделает. Или местные наркоманы с сатанистами.
— Какие еще сатанисты? — заинтересовался блюститель закона. — Нельзя ли уточнить?
Получив в свое распоряжение благодарного слушателя, Раиса Петровна принялась рассказывать, как пять лет назад соседний дом расселили для капремонта, но с тех пор нет ни ремонта, ни жильцов. Дом стоит, никому не нужный, и в нем за эти годы поселились бомжи, наркоманы, а недавно туда повадились ходить сатанисты.
Закончила свою речь старуха так:
— Вот так разворуют деньги, что выделили на ремонт, а потом в пустых домах селится всякая нечисть.
— А с чего вы взяли, что это сатанисты? — засомневался опер. — Они вам это сказали сами? По каким таким приметам вы их вычислили? Или все эти слова всего лишь ваши домыслы?
— Стала бы я с ними разговаривать! — возмутилась бдительная бабка. — Вид у них такой. Приходят ночью толпами, разодеты во все черное, размалеваны, как упыри из фильмов ужасов, — тошно смотреть.
— Да никакие это не сатанисты! — возмутился наш участковый, а заодно и жилец нашего дома Миша Кравцов. — Это готы. Действительно ходят в заброшенный дом, но ведут себя тихо-мирно и никаких нареканий не вызывают.
— Готы-жмоты, — взорвалась Раиса, — какое мне дело, как называется эта мерзость?! Они там какие-то ритуалы совершают, огонь жгут, пляшут, как ненормальные. Вот вы мне не верите, а там не все так чисто. Этот дом надо или снести, или отремонтировать и заселить нормальными людьми. Скоро там и не такое поселится. Вот, сами видите, сегодня была первая ласточка. Эти человеческие отбросы, не ровен час, и людей есть начнут, когда всех кошек и собак пережрут. А я сама видела, как они у нас во дворе черную кошку поймали и поволокли в свое логово. А потом от этой кошки только шкурка осталась.
— Откуда такая осведомленность? — удивился опер.
— Раиса Петровна, — с отвращением объяснил Миша, — здесь все знает. Она всегда или здесь, на лавочке, следит за всеми, или из своего окна наблюдает. Мимо нее и муха не пролетит.