Замечено с незапамятных времен: счастье никогда не приходит в одиночку. На этот раз справедливость подобного утверждения обернулась для Антона Второго, как его с рождения величали в семье, не только сказочным появлением незнакомого спасителя в самое нужное время в самом нужном месте, но и почти полным отсутствием в данный момент в его загородном обиталище многочисленных родственников, что гарантировало возможность избежать (хотя бы на какое-то время) расспросов, истерик, обмороков и сердечных приступов с их стороны. (Под «почти отсутствием» подразумевались мало что соображающая из-за недавней московской кражи коллекции фарфоровых статуэток тетка Надежда и ее несовершеннолетняя дочь Антонина, в силу возраста увлеченная исключительно собственной персоной.) Поэтому появление в доме двух грязных, помятых, в кровавых ссадинах и шрамах молодых людей достаточно продолжительное время оставалось незамеченным, и можно было при определенном тщании попытаться успеть привести свои внешние данные в привычный для окружающих вид.
А перед этим почти идиллическим завершением инцидента прямо посреди дороги между молодыми людьми произошел скупой мужской обмен мнениями. Первым очнулся долговязый «режиссер».
– Живой?
Антон предпринял попытку презреть скрутившую суставы боль, но та, видимо, недовольная неуважительным к себе отношением, вновь прижала его к земле.
– Не уверен.
– Помогу?
– Если удастся.
Держась друг за друга, они не без труда перевели себя в вертикальное положение.
– Кто это был?
– Хрен их знает. Первый раз вижу.
– Задолжал, может?
– Да нет вроде.
– Оригинально.
Тем временем осмелевшие переделкинцы приблизились к пострадавшим на безопасное расстояние и наперебой ринулись с советами.
– Не наши это, чужие. Звоните в милицию. Я наших всех знаю.
– А где разница – чьи? Наши что, лучше?
– Лучше. Вот телефон – 03 набирайте.
– 03 – это пожар. 01 надо. 01 – милиция.
– «Скорую» надо, какая милиция – их след простыл давно. «Скорая» – 04.
– 04 – неотложка.
– И где разница? Набирайте.
– Ой, ужас какой, крови сколько!
И, не сговариваясь, все разом ополчились на интеллигентного вида старушку.
– Молчали бы – варенье!
– Да уж, что бы понимала, а то: кино, кино. Стыдно, честное слово.
– Никогда не лезьте – людей чуть не убили. Вар-е-е-нье!
– Уходите, если не в курсе. Уходите отсюда.
– Правда что. Давайте, давайте. А то – кино! Из-за вас все.
Недовольство старушкой угрожающе нарастало. Та же, к своей чести, обвинителям не перечила и только, видимо, сама, чувствуя свою вину, сокрушенно качала головой.
Один из пострадавших предложил.
– Надо уходить… Тебя как?
– Севой.
– Меня Антон. Надо смываться, Сева, пока не поздно, а то эти недоделкинцы хуже всяких качков отшлифуют. – Он, хромая, подковылял к калитке, повернул ключ в замке. – Зайдем – хоть умоешься.
– Почему «недоделкинцы»?
– А как еще? И деревня Недоделкино, и эти – недоделкинцы. Им каждому под сто, как деду моему, три дня назад юбилей отметил. Крепкие еще, как черти, но недоделанные: всюду нос суют, жизненным опытом поделиться норовят. Телевизора им мало – сенсаций подавай! Этой нашей дракой неделю жить будут, косточки обсасывать.
Они прошли по бетонной дорожке к мрачному, по всей видимости, много десятилетий не ремонтировавшемуся дому. В дверном проеме застекленной витражами террасы стояло животное, размерами и окрасом напоминавшее годовалого бегемота. Какое-то время оно недоуменно изучало разорванное платье хозяина, затем перевело взгляд на его спутника и, не двигаясь с места, негрозно зарычало.
– Замолчи, Ху, не показушничай, раньше надо было заступаться. Знакомься: это Сева.
Животное вильнуло коротким хвостом, потом село на него и протянуло незнакомцу левую лапу.
– Как ты его назвал?
– Ху.
– Это как понять?
– Расскажу при случае. Проходи, не бойся, мы давно уже не кусаемся, да, Ху? Садись. Выпьешь? – И, не дожидаясь ответа, крикнул в глубину дома: – Тошка, принеси коньяк, у меня в кабинете в баре.
Затем он лег на обитую вытертым ковром кушетку и закрыл глаза.
Мерин огляделся.
Терраса, по всей видимости, служила семье летней столовой: главным предметом здесь был покрытый белой скатертью раздвижной круглый стол со множеством разностильных стульев вокруг; вдоль стен и окон располагались кресла, тумбочки, «горка» с хрустальной посудой, две старинные этажерки с книгами, кушетка с подушками и валиками по краям, два готовых к прогулкам велосипеда, меховая подстилка для собаки, телевизор «СОНИ», несколько ветвистых фикусов в напольных горшках и еще какие-то предметы красного дерева с инкрустацией, определить назначение которых без специальных познаний в области старинной мебели было весьма затруднительно; стену украшали подлинники картин известных в свое время приверженцев социалистического реализма в багетных рамах; местами потрескавшиеся витражные стекла погружали пространство в разноцветный костельный полумрак. Все вокруг свидетельствовало о недавнем (ныне изрядно запущенном) советском благополучии.