Алексей Виноградов
Скрипнула дверь Мавзолея
Глава 1
Скрипнула дверь Мавзолея, но стоящий часовой даже и глазом не моргнул, лишь плотнее вцепился пальцами в прохладную сталь карабина. В его смену это случилось в первый раз.
В одном из окон президентского этажа в Кремле нервно задергалась шторка.
- Опять пошел...
В элитных квартирах на Тверской улице исходили воем перекормленные собаки.
Снег не отпечатывал его следы.
Знакомые щурящиеся глаза скользили по рекламе заморской всячины, и вдруг наткнулись на шагающего по улице мальчика. Детей он не любил, но погладил мальчишку по вставшим дыбом волосам.
С будто вросшим в асфальт мальчиком общаться было трудно, и он махнул на него рукой.
У Елисеевского магазина его остановила пьяная компания и долго уговаривала его сняться с ними на камеру, но он никак не проявлялся на картинке, и ничего не пил, даже когда ему подносили.
Сегодня было не как всегда, одинокие ночные прохожие и раньше его видели, но нынче он впервые заговорил.
- Белые в городе! - и это эхом отозвалась в узких улочках центра Москвы.
В Кремлевской стене с громким треском стали ломаться кирпичи, и вываливаться впрессованные туда урны.
Они поднимались один за другим, в чем их видели в последний раз, и шли в сторону картавого голоса.
- Вся власть Советам! - стыло на январском ветру.
С отдаленных московских кладбищ потянулись к центру города рядовые и низовые командиры революции, путаясь в пулеметных лентах и, бог знает, с откуда взявшимися у них маузерами.
В центре города уже были перегорожены баррикадами все улицы.
- Русский хеллоуин, русский хеллоуин! - кричали ничего непонимающие в этом иностранные туристы и щелкали фотокамерами, - руссишь эстрим, постановка!
Первая же очередь из притащенного из Исторического музея пулемета "Максим" сдула с улиц всех этих иностранных наблюдателей.
- Казаки! - звонко крикнул молодой матросик, и показал рукой в сторону подкативших милицейских машин. В ночной тишине дымным пламенем ахнула граната, затем еще одна.
- Началось, - в Кремле снова зашуршали по ковру модными английскими туфлями, - сегодня он уже там не один.
- Будут распоряжения? - угодливые маршальские погоны склонились над штатской фигурой джентльмена.
- В Питере поставить вокруг "Авроры" тройной заслон ОМОНа, и пока этим и ограничимся.
В городе неспокойно перекликались одиночные винтовочные выстрелы, это рабочие отряды добивали "казаков" и переворачивали их патрульные машины.
- Ленин жив, Ленин жив! - людская молва перетекала из квартиры в квартиру, пока это же самое не попыталась сказать в ночном телеэфире какая-то заспанная дикторша.
- Вот тут к нам на студию звонят какие-то люди и говорят, что видели живого Ленина, хи-хи, какие шутники, ха-ха, ха-ха, а сейчас мы послушаем новую песню..., - но в этот момент на нее легла тень огромного усатого матроса, и ствол маузера, царапая щеку, застыл у виска. В эту секунду телеведущая без запинки вдруг выдавила прямо в эфир: "Ленин жив..."
У стены магазина какой-то пацан в старых дореволюционных обносках вытащил огромный плакат, вымазал его чем-то метлой и наклеил прямо на рекламу какого-то модного женского белья.
- ДекретЪ о мире... - по слогам прочитал он заголовок, и вдруг улыбнулся чертовской, беззубой улыбкой и быстро прошепелявил, - мир хижинам, война коттеджам.
В городе шли аресты.
Утром работников коммерческих банков встретили пьяные и вооруженные матросы, которые грелись на морозе кострами из рекламной мишуры богатых магазинов. Из Останкино по всем каналам показывали голых баб, это неграмотная солдатня насиловала тележурналисток прямо перед камерами прямого эфира, потому что не знала, зачем они, камеры, и для чего их иногда приходится отключать.
Вся страна смотрела на этих голых баб и голых мужиков, совершенно не понимая, что это значит, кто умер, какая в стране власть, будут ли менять деньги, и надо ли скупать соль и спички.
К обеду все магазины уже опустели.
В кабинетах Кремля были заперты все двери, кроме одной, за которой неспокойно расспрашивали какого-то солидного человека, по виду, профессора, возможно, врача.
- А как вы объясните, он практически жив или нет?
- Да все время был жив, как и велели тогда, в 1924 году, мы же раньше так честно везде и писали, что жил, жив, и будет жить.
- Странно, я всю жизнь думал, - нахмурился хозяин кабинета, - что это политическая реклама, не ожидал, что он действительно жив.
- Еще как, он нас всех переживет, практически бессмертен, как в него влили ту бальзамирующую смесь из египетского саркофага, так он и впал в вечную жизнь, - нервно затараторил человек, похожий на врача.