- А остальные почему проснулись, которые не забальзамированные?
- А черт их знает, - вдруг перестал заикаться доктор, - они же, видите, уже и водку пьют, и теток по телевизору насилуют, наука это не объясняет. А как вы думаете, погромы будут? - доспросил доктор тихим голосом и почему-то покраснел.
- У Свердлова потом спросите! - рявкнул хозяин кабинета, и буквально вытолкнул его вон.
Со стороны ВДНХ на Москву шли танки, которые в лепешку давили гусеницами плохо вооруженных красноармейцев, которые тут же почему-то вскакивали и, как ни в чем не бывало, кричали "ура" и стреляли из винтовок по витринам непонятных и пугающих их магазинов.
В сторону Серпухова, что на юге от Москвы, в ужасе шли от столицы другие танки, которые уже прошли через центр города и уже пробовали давить бессмертных красноармейцев, пока не поняли, что ничего не получится.
К вечеру на Ярославский вокзал откуда-то пригнали бронепоезд, с броневой башни которого неожиданно выступил Ленин:
- Гламу-р-р-р-ненько устроились контры! - непривычно сказал Ильич, но дальше, правда, говорил строго по тексту, - вся власть Советам, земля крестьянам, мир солдатам! - и так далее, по первоисточнику.
Утром второго дня началась национализация московских предприятий, а за городом живые крестьяне братались с бессмертными солдатами и матросами, и вместе жгли богатые коттеджи и без всякого суда ставили к стенке новых русских.
"Аврора" все-таки выстрелила, балтийцы прислали в Москву свой революционный привет и две только что сформированные дивизии из воскресших накануне матросов.
А тем временем в Москве красные отряды приняли за юнкеров президентский полк, миролюбиво повалили на землю живых солдатиков срочной службы, и дурно пахнущими ртами выспрашивали:
- Женский батальон, где тут у вас прячется, ну, бабы у вас эти где, эти пышные, с винтовками?...
- Сами по году девчонок не видим, - оправдывались живые солдатики, опасливо поглядывая на внезапно пришедший к ним дембель, который с оскаленным ртом звал их почему-то не домой, а на баррикады.
Сам матрос Железняк прилетел в Москву из Питера в пустом пассажирском самолете, и прямо из Шереметьева его повезли в Кремль, у самых ворот сунули в руки старую гранату и новый автомат Калашникова.
- Гранату покажешь на входе только охране, - тщательно инструктировали легендарного матроса, - а дальше не срамись с этим старьем, с автоматом иди, вот тут несколько раз нажмешь, и все временные сразу начнут слазить, ну, помнишь, надеюсь, как те, первые слазили.
Вечером Красную площадь заполонили обманутые вкладчики и потребовали от нового правительства головы тех, кто их обманул. Это единственное требование было удовлетворено, и все разошлись, но подошли обманутые дольщики в строительстве жилья и тоже потребовали головы своих обидчиков, им тоже их отдали, чтобы разошлись. Массы обманутого народа потом несколько дней приходили на Красную площадь за головами, пока, взявшись за руки, к ним не вышли Каменев и Зиновьев, затравлено посмотрели на толпу, и честно признались, что голов больше нет, все уже свернули, и предложили народу расходиться. А так как народ был грамотный и уже просто так устному слову не верил, то во всех газетах напечатали объявления, чтобы больше за головами к Кремлю не приходили. Но еще потом долго отрывали ноги тем, кто наворовал меньше, чем на высшую меру, и еще что-то у кого-то отрывали, что и показывать никому нельзя.
А Москва оставалась еще в кольце врагов. Дивизия Чапаева без боя взяла станцию "Лосиноостровская" и гнала перепуганных милиционеров до Метро Бабушкинская, которое тоже бы взяли, но испугались турникетов.
В Перловке, на северо-востоке, прямо у МКАДа, верные старому правительству войска попытались остановить продвижение красных на север, но дрогнули, как только увидели на МКАДе людей в лаптях, похожих на бомжей, и распевающих во все горло знакомые до страха слова "Чтобы с боем взять Перловку, белой армии оплот".
К началу февраля все было кончено. В кремле большевики собрали всех лидеров современных партий, перед которыми выступил Ленин.
- А кто у нас тут, батеньки, кадетами из вас будет? - с историческим прищуром покосился он на представителей партии "Единая Россия", в рядах которой тут же зашептались, определяя свою политическую ориентацию.
- А эсерами кто у нас станут? - продолжил Ильич, - Вот вы, товарищ Зюганов, нашу линию примите, или уклон возьмете? Так добром революцию не делают, моим именем столько прикрывались, а в музеях пулеметы заржавели. В деревнях народ одними сникерсами питается, богачи страну разобрали, а мы ее от этого рабства для Чубайсов что ли освобождали?