- Чем же они пахнут все? - принюхался за выходящим Троцким хозяин кабинета. - нет, на чеснок не похоже, так битой кровью на бойнях пахнет. - и широко распахнул окно, чтобы проветрить помещение.
Утром к Ленину снова потянулись ходоки из дальних областей России.
- А что с мэрами-то нам тепереча делать? - спросил Ильича пожилой крестьянин в потертых джинсах, и уверенно поковырялся у себя в носу.
- А мы раньше что с помещиками делали, все отобрать, непременно отобрать, а потом жечь, естественным образом жечь их.
- Так каменные коттеджи не горят, они же замками на земле стоят, да против них старые деревянные помещичьи усадьбы сараями выглядят, - крестьянин в джинсах еще упорнее поковырялся в своем носу, отчего Владимир Ильич не по пролетарски сморщился от отвращения, и развел руками:
- А кому сейчас легко, жечь нельзя, взорвем, и на обломках новых русских напишут наши имена! - Ильич заткнул два пальца себе под сюртук, почесал давно немытую грудь, и, задрав голову, посмотрел в окно, невольно подумал об Инессе Арманд, и тут же попытался отогнать от себя ее соблазнительный образ. Он отогнался.
А тем временем в других странах СНГ тоже было неспокойно. Многочисленные отряды красных латышских стрелков, второй раз сделав в России революцию, вернулись на историческую Родину, где их приняли почти радостно, то есть, и пикнуть никто не успел. Через десять минут Латвия вышла из НАТО, а красные латышские стрелки на законном в стране латышском языке зачитали правительству страны расстрельный приговор. В страхе перед красными латышами местные русские тут же признали латышский язык единственно понятным, но все равно все говорили на русском и постоянно ездили советоваться в Москву, отчего в кассах не хватало билетов, а в буфетах пирожков.
Ющенко вдруг сам предложил России войти в состав Украины, и она тут же вошла, и впервые без оружия.
В Молдавии и Грузии ....
В Москве по толпе перед Большим театром тревожно ползли слухи, что сегодня утром ожил Владимир Маяковский. Уж третий час люди не расходились, ожидая у входа в театр любимого пролетарского поэта, которого там уговаривали не уезжать из дважды советской России.
- Я не могу оставаться в стране, - кипятился Владимир Владимирович, - где шмат дешевого мяса в тесте зовется "Биг-Магом", а конфета с пастилой "Сникерсом" - эта хрень ни с чем в моих стихах не рифмуется.
У входа его встретили тысячи рук и понесли к Красной площади. У мавзолея Ленина Владимир Маяковский выдохнул из себя то, что ждала толпа его поклонников:
- Я русский бы выучил только за то, что на нем разговаривал Ленин! - выпалил по привычке народный поэт, и вдруг неожиданно добавил, - а о чем он мелет я так, к сожалению, до сих пор не понял, товарищи.
Отчего товарищи его тут же уронили на мостовую.
Все события повторялись с какой-то упрямой точностью. Максим Горький вновь поначалу не принял революцию, написал Ленину гневное письмо, запечатал конверт и уже хотел, было отправить его в Кремль, но вдруг вскрыл конверт и насыпал туда пригоршню радиоактивного полония, от которого потом месяц светились по ночам все крепостные стены Кремля, и в округе облезли все кошки и голуби.
Впрочем, и Каплан была уже другой, ее научили стрелять, купили очки и ручной гранатомет, все напрасно, дело и тело революции было бессмертным.
Вслед за пролетарскими поэтами и писателями встали из гробов деятели науки, красные директора, беспризорники, первые пионеры и первые комсомольцы. Все они смешались с лояльными к ним живыми людьми, для общего гнева которых уже не хватало обычных погромов новых русских, которых стали уже экономить и казнить только на лобном месте на Красной площади, в прямом эфире основных каналов телевидения. Специальные игровые телепередачи "Казнь-2" и "Званный ужас" стали настоящими хитами российского телевещания.
В стране запретили практически все, женские прокладки, секс, иностранную музыку, Спид, DVD, креветки, копченую колбасу..., в общем, почти все, что последние десять лет растлевало нашу страну, но гражданская война так и не началась, потому что было не с кем - белые так и не проснулись. Советские ученые зорко присматривали за теми местами, где в революцию закапывали трупы белых офицеров и рядовых белогвардейцев. Белые упорно себя не проявляли, бороться было не с кем, революция была в опасности.