Спустя короткое время все трое выбрались во внутренний двор одного из строений по Петровскому переулку. Редактор, – его глаза вновь сокрыты черными круглыми очками – негромко сказал:
– Петр Иммануилович, можно вас на пару слов?
Пожилой мужчина, которого дожидалась во дворе разъездная машина, закамуфлированная под таксомотор, подошел к нему вплотную.
– Я вас слушаю, Павел Алексеевич.
Третий из их компании, – и самый молодой – не дожидаясь команды, сам забрался на свое водительское место в «фольксвагене», оставив этих двоих наедине.
– Спасибо вам, Петр Иммануилович, – выждав небольшую паузу, сказал редактор. – Вы лучший часовщик из всех, с кем мне только доводилось работать. И я рад, что именно сегодня мы работали вместе.
– Вы мне льстите, Павел Алексеевич. – Пожилой мужчина сморщил загорелое лицо в улыбке, но глаза под кустистыми бровями оставались серьезными. – Стар я уже для этой работы. С трудом держал время… особенно под конец сеанса.
– Сам сеанс был сложным… Петр Иммануилович, вы лучше меня знаете существующие правила и наши обычаи. Я не имею права делиться с вами содержательной информацией.
– А я не должен задать вам вопросов, – мягко произнес Часовщик.
– Тем не менее, у меня к вам просьба.
Редактор, прикусив нижнюю губу, какое-то время молчал. Затем, выдохнув, тем же ровным бесцветным голосом сказал:
– У вас огромный опыт, большой послужной список, вы заслуженный человек. Уверен, что у вас сохранились определенные связи… Мне нужно встретиться с кем-то из Хранителей.
Часовщик должен был бы, как минимум, удивиться, услышав такую просьбу. Но его реакция была спокойной.
– Вы уверены, что следует действовать через голову вашего же начальства?
– Не вижу иного выхода. Нет времени на бюрократические согласования.
– Я так понимаю, у вас срочное дело?
– Да, срочное.
– С кем именно из Хранителей вы хотели бы встретиться?
– С тем, кто стоит как можно выше в иерархии.
– Не знаю, смогу ли выполнить вашу просьбу, – обдумав услышанное, сказал пожилой часовщик. – Попытаюсь… это все, что могу пока обещать.
Петр Иммануилович коснулся пальцами краешка шляпы.
– Всего доброго, Павел Алексеевич. Берегите себя.
Сотник – как ему показалось – задремал. Голова была тяжелой; во рту пересохло. Валерий, пошарив рукой, нашел в межкресельном пространстве пластиковую бутылку. Свинтил крышку, сделал несколько жадных глотков. Минералка была теплой и, как показалось, слишком соленой; по вкусу она мало чем отличается от морской воды.
На переднем сидении завозился его старший коллега. Похоже, и он успел вздремнуть, пока они стояли у выезда на Тверскую.
– Что ж так душно-то, – проворчал старший. – Зачем печку включил?
– «Печка» выключена…
Сотник приспустил стекло со своей стороны; в салоне сразу стало легче дышать. Напарник, зевнув в кулак, покосился на стоящий всего в метре от них синий «фольксваген». Затем бросил взгляд на часы.
– Ого… без двух минут полночь, – сказал он недовольным тоном. – Не знаю, за что этим парням деньги платят… Тупо простояли три часа. Ну и ну.
– Коллега, а вам не кажется странным…
– Заводи! – перебил его старший, направляя камеру на тронувшийся с места микроавтобус. – Ну, наконец-то… Давай за ними!
Водитель «фольксвагена», сдав задним ходом, развернулся и покатил по тихому переулку в сторону поворота на Вознесенский; и далее – к офису ВГРТК. За ним, держась почти вплотную по корме, последовал и черный внедорожник.
– Центральная, Третий пост! Объект снялся с места. Следуем за ним!
– Принято, Третий пост.
Мужчина в темном плаще и шляпе, с белоснежной полоской воротничка, хорошо различимой в вырезе плаща, прогуливавшийся в глубине Вознесенского в этот поздний час, во второй раз за сутки посмотрел на часы. Редакционная машина вернулась в особняк Гильдии несколько раньше, чем можно было предположить. Но и это пока что ровным счетом ничего не означает.
По пустеющему пространству Красной площади разнеслись мелодичные звуки; куранты Спасской башни проигрывают за минуту до полуночи «Гимн России».
Репетиция парада завершилась. На Ленинградском и Тверской появились поливальные и мусороуборочные машины. Еще до наступления утра следует привести в порядок городское хозяйство, наложив свежие заплаты на поврежденные траками и колесами многотонных махин участки дорожного полотна.