Оперативный дежурный, как и все прочие сотрудники (кроме охранников, экипированных в камуфляжную униформу), одет в штатское. На нагрудном кармане пиджака закреплен бейдж. Выслушав короткий доклад, он велел двум только что привезенным на базу сотрудникам следовать за ним. Кабинет Левашова находится в цокольном этаже штабного модуля. У полковника был гость. Дежурный, открыв без стука дверь, доложил:
– Товарищ полковник, привезли Зимина и Сотника!
Хозяин кабинета, невысокий, кряжистый, плотный мужчина лет сорока пяти с обритой наголо головой, бросив быстрый взгляд на мужчину, с которым он только что беседовал, встал из-за стола. Басистым рокочущим голосом распорядился:
– А ну-ка давай сюда этих ар-рхаровцев!
Первым вошел Зимин, за ним – Сотник. Дежурный остался снаружи, плотно закрыв за ними дверь.
– Товарищ полковник, – один из вошедших вытянулся в струнку, – капитан госбезопасности Зимин по вашему приказанию явился!
– Товарищ полковник, – подхватил другой, – старший лейтенант Сотник по вашему приказанию явился!
Левашов некоторое время молча глядел на них, переводя взгляд с одного на другого и обратно.
– Надо бы вас пропесочить в положении «смирно»! – наконец произнес он густым басом. – Понавтыкать, как следует, обоим на этом самом ковре!.. Что?! Молчите? То-то же…
Кабинет, в котором Сотнику уже доводилось однажды бывать, обставлен довольно скромно. Интерьер его старомоден, отдает казенщиной, но определенный стиль все же просматривается. Стены облицованы ореховыми панелями; паркетный пол в «елочку». Часть стены – той, что напротив входной двери – закрыта тяжелыми сборчатыми шторами. Из мебели солидный двухтумбовый письменный стол, к которому под прямым углом приставлен еще один, крытый зеленым сукном; по обе стороны его стоят стулья с высокими спинками. В противоположном углу кабинета низкий столик и два кожаных кресла. Поскольку окон в помещении нет, предусмотрено искусственное освещение. Сейчас, в данную минуту, подсвечен потолок (самих источников света не видно). Мягкий и ровный свет с янтарным оттенком также исходит от пространства стен между панелями и потолком. На стене – за спиной у начальника Спецотдела – висит репродукция картины русского художника В. И. Сурикова «Утро стрелецкой казни». И это тоже явно не случайный выбор.
– Ну, чего застыли, как римские статуи?! – пробасил полковник. – Присаживайтесь, товарищи офицеры, начнем разбор полетов.
Левашов уселся в свое кресло. Сотрудники, уловив его жест, устроились на стульях за приставным столом – столом для совещаний – по левую руку от начальника.
Причем, Сотник, соблюдая субординацию, намеревался сесть на второй стул. С тем расчетом, чтобы старший по званию напарник сидел ближе к начальству… Но Левашов заставил их поменяться местами, так что именно Сотник теперь сидел ближе к нему, по левую руку от полковника.
Когда они вошли в кабинет, Валерий сразу же обратил внимание на то, что у Левашова – гость. Тот сидел спиной к явившимся по вызову начальства сотрудникам, пока полковник держал их – минуты две или три – у двери, поставив по стойке «смирно».
И, как казалось, не обращал на вновь прибывших никакого внимания. Он даже не обернулся, не полюбопытствовал, кого это именно из сотрудников глава Спецотдела вызвал на ковер, кого он собирается «пропесочить».
Но теперь, когда Валерий сидел напротив этого человека, он смог наконец хорошенько его разглядеть.
Это был мужчина весьма преклонного возраста, если не сказать – старик. Роста он, по-видимому, среднего (когда человек сидит, не всегда определишь его ростовые параметры). Худощавый, несколько сутуловатый, подсушенный прожитыми годами; надетые на нем светлая рубашка без галстука и нейтральной серой расцветки пиджак кажутся чуть великоватыми.
Коротко остриженные седые волосы.
Даже не седые, а какие-то желтоватые, тонкие, как пушок…
Тонкая, оттенка слоновой кости со следами пигментации кожа туго натянута на скулах, на лбу залегли глубокие продольные морщины. Из-под седых бровей на удивление молодо смотрят глаза – взгляд их живой, пристальный, заинтересованный.
Этот человек похож на отставного военного, какого-нибудь полковника или даже генерала в отставке. Об этом свидетельствует его выправка, то, как он сидит, пытаясь распрямить спину, как не дает – во всяком случае, на людях – времени, прожитым годам согнуть его, превратить в дряхлого старца.