Ворота находились в достаточно хорошем состоянии: сложенные из массивных камней, они, по замыслу строителей, очевидно, должны были успешно противостоять не только вражескому натиску, но и разрушительному действию времени. По одну сторону от ворот располагались три сооружения, напоминающие будки и также весьма неплохо сохранившиеся.
— В каждой из этих будок, — снова сверившись с путеводителем, сказал Анджеле Бронсон, — должна была находиться вооруженная колесница с двумя лошадьми; предположительно, для того, чтобы они в любой момент могли помчаться на равнину и навести там порядок. Я так понимаю, это было что-то вроде современных полицейских машин.
Продолжая идти по утоптанной тропинке, они свернули налево, прошли мимо конюшен царя Ахава (правда, на взгляд Бронсона, полуразрушенные низкие стены и валяющиеся на земле камни были мало похожи на те конюшни, которые ему приходилось видеть в своей жизни) и оказались на небольшой площадке, с которой открывался захватывающий вид на север: на долину Езреель и приютившийся в Галилейских горах город Назарет.
Они остановились возле большого, почти идеально круглого сооружения, к которому вела короткая, с полдюжины ступеней, лестница. Анджела взяла у Бронсона путеводитель и нашла нужное место.
— Этот круглый алтарь был восстановлен — заметь: не построен, а восстановлен — более четырех тысяч лет тому назад. Вероятно, он использовался для жертвоприношений животных. Этот храм, — она показала рукой на очередную груду обвалившихся камней, — был построен приблизительно в то же время. Он называется Восточным храмом. Когда он находился в лучшей сохранности, в нем имелись вестибюль, основной зал и Святая Святых храма в его задней части — ближайшей к тому круглому алтарю.
Анджела помолчала, а потом продолжила:
— Феноменально, правда? Я просто не могу поверить, что все здесь такое древнее. — Она сияющими глазами посмотрела на Бронсона, лицо ее светилось от возбуждения, и так она была прекрасна, что у Бронсона защемило сердце. — Ты, конечно, по-другому все это воспринимаешь. Вся твоя жизнь протекает исключительно в современном мире, я же живу стариной, дышу ею, и я не могу просто так пройти мимо настолько захватывающих вещей.
Анджела взяла Бронсона под руку, и они вдвоем направились в южную часть древнего города.
— А вот это действительно производит впечатление, — сказал Бронсон. Он подошел к металлическим перилам, ограждающим огромную яму, и заглянул в темную глубину. На глаз он определил диаметр этого углубления в сорок, а то и пятьдесят футов, и примерно такова же была глубина. Должно быть, на то, чтобы выкопать в местной каменистой почве яму таких гигантских размеров и обложить ее изнутри камнями, были затрачены не менее гигантские усилия. — Это резервуар? — спросил он Анджелу.
— Нет. Это зернохранилище Иеровоама. Датируется восьмым веком до нашей эры. В него могло войти где-то тринадцать тысяч бушелей.
— А что такое бушель?
— Единица объема сыпучих тел. Один бушель — это около восьми галлонов. Видишь двойную лестницу?
Бронсон снова посмотрел в яму и увидел, что Анджела указывает на две грубо сложенные лестницы, образующие фактически часть стены зернохранилища. Каждая имела в ширину, пожалуй, немногим более пары футов и шла по спирали от верха до самого низа. Располагались лестницы одна напротив другой.
— Надо полагать, две лестницы были сделаны для того, чтобы работники, которые переносили или собирали зерно, могли спускаться по одной, а подниматься по другой и тем самым не мешать друг другу, — предположил Бронсон.
Анджела кивнула, не отрывая взгляда от гигантской ямы.
— Не хотелось бы мне самому спуститься туда. Уж больно они узкие, а лететь до низа довольно долго, — прибавил Бронсон.
— Для этого и сделано металлическое ограждение, — заметила Анджела и отошла от древнего сооружения.
Из всех сооружений, что они видели до сих пор в Хар-Мегиддо, зернохранилище находилось в наилучшей степени сохранности; окружали же его призраки былых величественных зданий, от которых теперь остались лишь жалкие стены высотой, быть может, чуть больше фута. Сквозь растрескавшиеся камни, из которых прежде были сложены полы комнат и коридоров, проросли пальмы — финиковые, как предположил Бронсон. И всюду, создавая безошибочное впечатление невероятной древности, таких бессчетных лет, что их почти невозможно было постичь рассудком, валялись каменные блоки — светло-серые, почти белые. Почувствовав, что, несмотря на жару, Анджелу пробирает легкая дрожь, он осторожно обнял ее за плечи, и они пошли дальше.