бесстрашно его провозгласить в самый скептический из всех веков - было заслугой основательницы Теософского общества, Елены Петровны Блаватской.
Итак, это движение возникло в тот самый сложный исторический момент, когда человечество, развив до полного расцвета свое начало интеллектуальное, подошло к поворотной точке и готовилось к раскрытию нового начала - духовного. Теософское движение есть знамение времени, указание на то, что синтез должен сменить анализ и что мы подвигаемся к новой заре, новой культуре, основная нота которой будет - единство. Проводником, посредником, глашатаем этих великих перемен и была Е. П. Блаватская.
На чем же основан этот гениальный синтез? На изучении эзотеризма, той сокровенной мудрости, которую Вл. Соловьев удачно называет "отшельнической теософией". Это изучение приводит к признанию полнейшего единства религиозных концепций всех времен и всех народов. Если мы обратимся к этике, то мы увидим, что всюду, на Востоке и на Западе, религия призывает к очищению помыслов и желаний, к любви, чистоте и милосердию; эти требования составляют азбуку духовной жизни.
"Благословляйте проклинающих вас и молитесь за оскорбляющих и гонящих вас",- сказал Иисус Христос.
"Благословляйте проклинающих вас",- говорит Кришна.
"Ненависть не побеждается ненавистью, она побеждается только любовью",- говорит Будда.
"Отвечайте добротой на ненависть",- говорит Лао-Цзы.
"Кто герой? Превращающий в друга врага своего",- гласит Талмуд.
"Совершенство религии состоит в желании добра другим"- был девиз Магомета.
Почему такое поразительное сходство в религиозной этике всех времен и всех народов? Потому, что эта этика не красивый и случайный вымысел той или другой яркой индивидуальности или плод углубленной работы нескольких гениальных мечтателей: она есть неизбежное проявление в жизни того духовного ведения, которое ясновидцы духа обрели на высших планах бытия. Так, как из элементов данного уравнения непременно должна вылиться та или другая математическая формула, так и из знания космических законов неизбежно вытекает незыблемая основа мировой этики, обнимающая собой как личную, так и общественную этику. Разъединять и противопоставлять друг другу эти части одного целого, как это постоянно делает наша журналистика, так же несообразно, как вынимать камни из строящегося дома и противопоставлять их этому дому. Такое противопоставление указывает на непонимание неразрывной связи законов и мировых явлений и на полную оторванность человека от вселенной,- оторванность, из которой вытекает весь трагизм душевных переживаний современного человечества. Тщательно отстраняя все то, что не поддается непосредственному чувственному восприятию, и искусственно разъединяя физический мир от всех соприкасающихся с ним сфер, мы наводим на него, как в фокусе, яркий свет электрического фонаря, а затем ужасаемся и недоумеваем, почему этот ярко освещенный обрывок действительности, который мы так искренне мечтаем превратить в рай, вызывает в нас такое глубокое чувство неудовлетворенности, и невольно напрашивается тоскливый вопрос: "Будет ли когда-нибудь человек счастливее?"
Люди с сильным общественным чувством обыкновенно отвечают: "Будет ли человек счастливее или нет, мы не знаем: это не наше дело; наше дело - строить дом, чтобы было где укрыться от непогоды. Мы не мечтатели, а только строители".
По силе любви и отречению, труд "строителей" несомненно отмечается печатью свыше, печатью духа. Эта печать и дает им право на гордое наименование "богостроителей". Каковы бы ни были утилитарные платформы строителей, творчество их несомненно имеет религиозный источник, так как движущий их категорический императив есть мотив сверхличный, т. е. сила идеальная. Но как бы идеально ни были настроены строители, их работа не может быть прочной, если они не будут ясно видеть, что кладут они в основу своего здания. Для разумного строительства зрение нужно не меньше энтузиазма. А видят ли пламенные строители, на чем они строят, если они так упорно разъединяют явление от его источника, если, не признавая Бога, они хотят осуществить Его Правду?
Отделять Бога от Его Правды, Любовь от проявлений любви, это то же, что желать отделить Солнце от его лучей. Бог есть духовное Солнце вселенной, и те силы, которыми мы пытаемся заменить Его (любовь, красота, правда), - ничто иное, как видимые лучи Его. Те, кто ищут Бога и не пытаются внести Его Правду в жизнь, не знают Бога; и те, кто пытаются осуществить Его Правду на земле, отрицая Его Самого, также не знают Его. Богоискание и Богостроительство неудержимо сливаются воедино в душе того, кто нашел Бога в себе, кто нашел незримые нити, соединяющие нашего скрытого Бога с Богом вселенной. Ибо Богоискание и Богостроительство сливаются в Богопознании, а познать Бога человек может только познав самого себя. Познав себя, свое "высшее я", человек свободно и сознательно становится на тот путь истинного Богостроительства, который Вл. Соловьев называет "богочеловеческим процессом", а теософия именует "путем ученичества".
Для исцеления и обновления жизни нужно нечто большее, чем любовь и сострадание: нужны знание и вдохновение. Не только художники и поэты, но и деятели во всех сферах жизни должны стать жрецами и пророками. Это относится и к нашим строителям. Величайшее из всех искусств, искусство строить жизнь, требует для своей творческой работы боговдохновенных строителей, не простых архитекторов-любителей, а пророков и жрецов, способных видеть и понимать те силы, которые они будут вкладывать в свое творчество; сознательно управляя ими, они будут и вполне сознательно творить новую жизнь.
Лучшие русские люди не способны без отчаяния отделять Бога от воплощения Его правды. Истина без Добра и Красоты для них так же невозможна, как и Добро без Красоты, или Красота без Добра. Не в этом ли кроется тайна тоски, так сильно гнетущей душу многих наших общественных деятелей?
Мы переживаем совершенно особое время; время, когда рушатся веками утвержденные авторитеты, когда происходит переоценка всех ценностей, всех идеалов, а над кажущимся хаосом разрушения уже проносится веяние новой, могучей жизни. Утеря путей, страстное искание; колебание между гордым самоутверждением и столь же пламенным самоотрицанием, - все это явные признаки того, что в человечестве совершается какой-то кризис, что оно стоит на пороге новых и чрезвычайно важных переживаний. Рассудочная культура, достигшая на Западе своего апогея, не в силах более удовлетворить человека; она должна уступить место новой, высшей культуре. Каждой культуре соответствует известная ступень сознания, а раскрытие нового сознания сопровождается настоящими родовыми муками духа, муками, при которых неминуемо происходит полная утрата гармонии. Возьмем один из многих признаков этого перелома: так называемый "кризис индивидуализма". Этот кризис, отмеченный и в социологии, и в психологии, и в литературе, есть не что иное, как явно выраженный переход от обособленной жизни к единению всечеловеческому, отражение в общественной психологии великого космического момента. В этом свете и социалистические теории и стремления суть лишь проекция на физическом плане того великого духовного преображения, которое готовится совершиться в иных сферах бытия. Зарождающиеся формы общественности неизбежно выльются в жизнь вслед за новым сознанием человечества, но социальное преображение установится на твердых основах только тогда, когда оно выльется, как естественное последствие обновления и одухотворения человечества, а не тогда, когда оно опередит сознание. "Мир не должен быть спасен насильно", - сказал Вл. Соловьев. Мы бы сказали: "Мир не может быть спасен насильно", ибо условие духовного творчества есть свобода. Свободно и радостно творить новую жизнь может только религиозное сознание.
В свете теософии раскрытие сознания совершается в том же порядке, как и раскрытие Божества, ибо человек есть храм Бога живого, "град Брахмы". Сперва проявляется Св. Дух деятельности, затем рождается Сын Божий, мудрость (знание и любовь), Св. София; наконец проявляется Воля Отца, Которая совершает то, что духу раскрылось в знании и любви. Таков венец эволюции.
Св. Дух деятельности уже раскрылся в человечестве. В высшей степени ярко сказался он в западноевропейском творчестве. В настоящий момент мы стоим накануне раскрытия нового начала, того, о котором молится апостол Павел в словах: "Молюсь, братия, чтобы родившийся в душе вашей Христос вырос до полного возраста Христова". Христос, которому суждено родиться в нас, это тот пламенный дух единения, который разбивает все стены между нациями и людьми и который творит новую жизнь, основанную на братстве и любви. Этому духу одинаково чужды и партийные распри, и национальная вражда, и религиозный фанатизм, потому что все стены пали, все люди - братья: одни просветленные, другие еще не прозревшие, но все - дети единого Бога.
Достоевский и Вл. Соловьев, которым был близок Дух Христов, говорят о "вселенском христианстве" в противоположность "домашнему и храмовому" христианству, т. е. внешнему. "Истинная Церковь, которую проповедовал Достоевский, говорит Вл. Соловьев, есть всечеловеческая прежде всего в том смысле, что в ней должно в конец исчезнуть разделение человечества на соперничающие и враждебные между со