Один из рабочих углубился в землю примерно на полметра или около того, прежде чем остановился, а затем потянул за что-то похожее на ткань. Толпа притихла, несколько перешептываний ― и все. Я посмотрел на миссис Веймер, которая склонила голову в молитве, ее губы судорожно шевелились, она обхватила себя руками. Мистер и миссис Филдс были в объятиях друг друга, мистер Филд со свисающей изо рта сигаретой яростно затягивался.
Рабочий с лопатой подозвал кого-то к себе, и они оба потянули за ткань, а затем принялись за нее маленькими садовыми лопатками, пока другой мужчина фотографировал.
― Если это еще один, то будет четырнадцать, ― услышал я голос мисс Бриннстул.
Меня затошнило. Миссис Веймер начала плакать. Я слышал, как Рик Венгер издавал странные звуки, как будто он просто не мог больше этого выносить и мог сломаться в любую секунду. Он повернулся, подошел к холодильнику Ральфа и взял пиво. Открыл бутылку голыми руками и залпом выпил ее. Тихонько рыгнул в ладонь, затем взял еще пива. На этот раз он осушил только половину и сел в один из стульев, уставившись на свои ноги. Я видел, как его тело сотрясалось. Мужчина ломался.
Гул голосов усилился, пока мы ждали того, о чем позже пожалеем. Мужчины были осторожны со своими лопатами, и копание заняло некоторое время, прежде чем они позвали другого человека и сделали еще несколько фотографий. На земле расстелили простыню, и из ямы подняли тело. Оно было не маленькое, и я не думаю, что было погребено слишком давно. Тело было целое — кожа, мышцы, жир. И, судя по длинным каштановым волосам, я думаю, что это была девушка. К своему стыду, я готов признать, что для меня, было облегчением увидеть большую, раздутую фигуру, а не маленькие, хрупкие останки, которые мы все ожидали увидеть. Я наблюдал, как она уставилась в небо грязными глазами, и знал, что в любую минуту мы почувствуем запах.
Полицейские медэксперты быстро накрыли тело простыней — для нашего же блага, — а затем попытались столпиться вокруг и закрыть нам обзор, пока они делали новые снимки. Я наблюдал, как два копа разговаривали, указывая на различные части тела и говорили о явно насильственной смерти. Они терли головы и подбородки, выглядя ошарашенными. Знали столько же, сколько и любой из нас.
В конце концов, детективы допросили нас по одному. Они читали один и тот же список вопросов из блокнота и делали заметки, но не могли ответить ни на один из наших собственных вопросов. Миссис Веймер умоляла их дать хоть малейший проблеск надежды на то, что все это закончилось, что этого больше не повториться. Они сказали, что делают все, что в их силах, а потом прогнали ее прочь.
Знал, мы все хотели бы увидеть этого ублюдка в действии. Мы бы что-нибудь сделали. Однажды я видел фильм, в котором жертвы серийного убийцы восстали из мертвых, чтобы отомстить, отрывая его голову от тела, пока он кричал от ужаса. Я страстно желал увидеть, как эти жертвы сделают то же самое со своим похитителем, своим убийцей. Дети сдирали с него кожу заживо, засовывали ему под ногти иголки, надрезали уголки рта и засыпали порезы солью, скармливали его ноги пираньям. Я хотел получить удовольствие от того, что они отомстят. Медленно, где в глазах убийцы отражалось бы глубокое сожаление и ужас. Мрачные мысли, да. Полагаю, это мой способ справиться с ситуацией. Мысль о том, что наш причудливый маленький район никогда не будет прежним, беспокоила меня. Это лишило бы наших детей свободы. Они были дома задолго до наступления темноты, мы навязчиво проверяли их, играли рядом и никогда не оставляли одних. Это испортит воспоминания об их прошлом. Всегда будет дом 201, городская легенда, о которой мы все мечтали бы, чтобы она никогда не сбывалась. Жертв было больше, чем тех, кого выкопали из-под земли.
Прошло несколько часов, было приготовлено еще больше кофе, еще больше стейков на гриле, и кто-то, наконец, выложил на стол колоду карт. Никто их не подобрал. Мы смешались. Утешали друг друга. Выкурили больше сигарет, чем следовало бы, изматывая свои нервы. Рик Венгер повесил голову еще на несколько часов, прошелся по утоптанной дорожке в траве на лужайке перед домом, а затем отправился домой, испытывая чувство вины за каждый раз, когда он кричал на ребенка за то, что тот шел по траве, которую он только что подстриг.
Затем миссис Веймер отправилась домой. После того, как они забрали тело с заднего двора, если только она не обменивалась словами с кем-нибудь из нас, ее молитвы никогда не прекращались. А ближе к вечеру, когда ушел последний медработник, и 201-й был задрапирован желтой лентой, поясом, который кричал: «Держитесь подальше, кошмары теперь живут здесь!». Восемнадцать крошечных пронумерованных флажков колыхались на ветру — виниловые надгробия, отмечающие пустые могилы, которых никогда не должно было быть.
Я помог Лансу сложить стулья, а Ральфу ― прибраться, потом мы все разошлись по домам. А те из нас, у кого есть дети, нацепили фальшивые улыбки, притворяясь, что день не был наполнен тьмой, что он был радостным, как и любой другой Хэллоуин. Мы помогали малышам с их костюмами, наслаждаясь каждым моментом, дорожа их юными улыбками и невинностью, поклявшись всегда оберегать их. Сегодня вечером и каждую ночь.
Когда я вывел своего собственного ребенка на улицу с пакетом угощений в руке, таймер, который Ральф установил на цепочке огней на 201 участке, включился, и дом стал фиолетовым. Затем оранжевым. И снова фиолетовым. Красочное сердцебиение, в котором не было жизни. Маленькие флажки и лента на месте преступления светились зеленым под светом фонарей, а призраки в простынях, вывешенные на прошлой неделе моей собственной рукой, покачивались на ветру.
А потом миссис Веймер спустилась по подъездной дорожке к дому 201 с большой тыквой в руках. Она была освещена. Быстрым движением запястья она разорвала ленту, и хлипкая баррикада исчезла. Она подошла к ступенькам крыльца и поставила тыкву на землю. Ее морда улыбалась преувеличенной ухмылкой, неровно расставленными зубами. Большими лунными глазами.