Она считала себя медиумом, имеющим глубокую связь между этим миром и потусторонним. Благословение, доступное лишь немногим избранным. Томас регулярно смеялся над этой идеей, ни разу не восприняв ее всерьез.
Женщина проводила небольшие собрания с другими единомышленницами, где они делились теориями о призраках и даже проводили спиритические сеансы.
Во время этих встреч Томас унижал их пьяными, снисходительными обличительными речами, отрицая существование всего, что, как знала Джанет, было правдой. Она чувствовала призраков. Слышала их. Даже видела.
Упрямый человек цеплялся за самые бессовестные объяснения необъяснимого, делая все возможное, чтобы отрицать потустороннее. Но она была уверена, что в глубине души мужчина ужасно боялся сверхъестественного. Боялся умереть и оставить позади все, ради чего он работал, свой бизнес, спортивные автомобили и коллекцию произведений искусства, а теперь и дом на Каскад-Драйв.
Он всегда мог и получал все, чего хотел. Джанет же в свою очередь всегда хотела только одного: его уверенности в том, что она чувствовала, слышала и видела, несомненно, было правдой, а не буйным воображением скучающей и одинокой домохозяйки.
Женщина потянула за веревку, привязанную к опорной балке наверху, затем накинула петлю на шею и встала на пустой ящик из-под молока. Она почувствовала, как паутина запуталась в ее волосах, и усмехнулась, увидев дополнительный оттенок ужаса, только что добавленный и так к травмирующей сцене, как старая, гнилая вишенка на вершине кладбищенского торта.
С широкой улыбкой она отбросила ящик ногами и позволила дому забрать ее. Томас довольно скоро поверит в привидения. Его будут ждать долгие годы ужаса в этом прекрасном новом доме.
Прости меня
Прошло почти восемь часов, а город Нью-Йорк все еще неохотно отправлял рабочих в канализацию Манхэттена. Хотя и существовал большой шанс, что радиоактивные бездомные, превратившиеся в мутантов, все еще бродили там в поисках своей добычи, более насущным вопросом, казалось, была утилизация тысяч галлонов токсичных отходов, сброшенных NRC, что и вызвало данный кризис.
Для Харлана Сэйера ни то, ни другое не имело значения. Харлана волновала только его бывшая девушка, теперь запертая в уборной кафе «Книжная звезда» ― с выпученными, горящими глазами и удлиненными зубами. Остатки большой татуировки, протянувшейся через ее грудь, ― единственное, что осталось в ней как напоминание о женщине, когда-то известной как Дарлин Вескес.
В то время, когда Харлан заходил в кафе, Дарлин напала на него и погналась за ним внутрь. Он побежал в туалет в надежде спрятаться в нем от нападавшей, но девушка не дала ему закрыть дверь. Там ему удалось выбраться из него, захлопнуть и запереть за собой дверь, оставив ее внутри.
Он познакомился с Дарлин, когда они оба баловались героином. Именно он посадил девушку на наркотик. Их отношения продлились всего два года. Начиная с очень быстрой, очень страстной похоти и закончившейся тем, что Харлан начал выступать в роли ее сутенера, а Дарлин стала одной из четырех девушек, работающих на него на улицах. В конце концов, Харлана настигла карма, и он отсидел небольшой срок за домашнее насилие и хранение наркотиков, а затем окончательно протрезвел.
Дарлин так и не выбралась из ямы, которую он для нее вырыл, в то время как Харлан боролся за честную жизнь, работая менеджером в кафе «Книжная звезда» уже второй год. Он часто видел Дарлин через большое эркерное окно кафе, выпрашивающую деньги, ковыряющуюся в своей коже, будто жуки роились под ее коричневой плотью — половина женщины, которой она когда-то была, как в прямом, так и в переносном смысле.
Харлан чувствовал огромный груз вины из-за нее, и именно в такие дни он больше всего боялся сорваться. И это было не потому, что он скучал по наркотику, увидев Дарлин в первый раз после отсидки. Он вспомнил, как они пытались прикоснуться к Богу, и почувствовал недостойным быть своей трезвости и всего, что мужчина получил, пока она боролась со своими демонами. Демонами, которых он когда-то кормил, холил и лелеял. Хотя Харлан чувствовал себя ответственным за отсутствие у нее зубов, хрупкое тело и потемневшие глаза, ему еще предстояло протянуть ей руку помощи. Чтобы загладить свою вину.
С помощью реабилитационного центра, предложенного государством в рамках его условно-досрочного освобождения, он отделался половиной полученного срока. Арест был благословением, в котором он нуждался, чтобы встать на правильный путь. Но подобного не случилось с Дарлин, и Харлан боялся, что этого никогда не произойдет, а могила призовет девушку раньше.
Иногда они сталкивались друг с другом на улице. Харлан кивал и слегка улыбался, переполняемый стыдом. Дарлин смотрела на него с горькой обидой. Возможно, она и забыла, кто она такая, но зато хорошо помнила Харлана и его манипуляции, избиения, словесные оскорбления. Ту сторону Харлана, которой больше не было, но для нее никогда не умиравшей.
Харлан, обливаясь потом, сидел за маленьким столиком — перед ним стояла пустая чашка кофе, третья сигарета за последние полчаса была зажжена между пальцами, его руки дрожали. Стук в дверь уборной наконец утих до едва слышного скрипа. Новые удлиненные ногти Дарлин заскрежетали по металлу. Харлан стиснул зубы от этого звука.
Мужчина предположил, что Дарлин жила в канализации вместе с другими бездомными, теми, которые мутировали в чудовищ, склонных убивать — пожирать — любых других людей, с которыми они вступали в контакт. Харлан не был уверен, действительно ли мутировавшая Дарлин искала его, или это была личная вендетта, и кафе просто оказалось не тем местом, а шесть утра ― неподходящим временем. Казалось, за ее похожими на луковицы глазами не было ничего. Никакого разума, просто тупая, злая ярость. Она не издавала человеческих звуков, которые сопровождали бы такую ярость, кроме звериного рычания, низкого и гортанного, с булькающими хрипами. Звуки, которые Харлан забудет не скоро, если сможет пережить сегодняшний день.
Было несколько причин, по которым Харлан не стал звонить в полицию. Во-первых, он все еще был условно-досрочно освобожден. Мужчина не сделал ничего плохого, но его надзирателю не терпелось сообщить о каком-нибудь нарушении. А что, если Дарлин каким-то образом выйдет из этой ситуации и расскажет полиции о его прошлых грехах? Грехах, за которые Харлан еще не заплатил. Куратор Харлана по выздоровлению несколько раз говорил о том, что он работает над своими двенадцатью шагами и должен загладить свою вину. Он не мог вспомнить, какой именно это был шаг, но он твердо знал, что его нужно было сделать. Тем более с Дарлин. Особенно с ней.