Рванул нижний шпингалет, вскочил на подоконник, чтобы открыть верхний, и вдруг заметил: бабочка исчезла, растворилась в ночи.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
От аэропорта Внуково к Москве сквозь густой мартовский снегопад мчалась красная автомашина.
Погода была плюсовая. Снег падал и тут же умирал на чёрной ленте шоссе. Ритмично работали дворники, сметая с лобового стекла грязные брызги. И хотя ещё шёл снег, впереди над столицей открылся просвет голубого неба, показалось заходящее солнце.
«Потряс! Великолеп! — по своей привычке бормотал вслух Борис Юрзаев, горбящийся за рулём «жигулей» в коричневой кожаной курточке, обмотанный по уши шотландским мохеровым шарфом. — Кошмарные сутки позади! Ужас позади, позади. Теперь заполучу эти самые «СкрижалиІ, и через считанные дни — свобода! Заграница! Абсолютная, бесконечная независимость ни от чего! Ни от Бога, ни от черта!»
— Ах ты, дура! — Борис резко затормозил, вильнул рулём вправо, спасая от колёс невесть откуда выскочившую на шоссе собачонку, и едва не вылетел в кювет.
Перевел дыхание, выровнял на обочине машину. Снова поехал, помчался вперёд.
«Ну и дура! Еще секунда — эмигрировал бы на тот свет. Зато бесплатно».
Красные «жигули» вместе с потоком других машин вливались в город с его светофорами, регулировщиками. У Триумфальной арки пришлось сбавить скорость. Чем больше приближался он к району, где жил Крамер, тем медленнее приходилось ехать. И тем сильней нарастало счастливое нетерпение. Оно било изнутри, как током.
Всего два раза в жизни Борис испытывал такое ни с чем не сравнимое чувство неслыханной удачи. Сначала шестнадцать лет назад, когда бывшая первая жена (будь она проклята!) протянула из оконца регистратуры районной поликлиники пухленькую ручку с наманикюренными ногтями и взяла, взяла сложенную бумажку с номером его телефона, предложением пойти вечером в кино или в ресторан. И второй раз — три года назад, кажется совсем недавно. Он хорошо помнил вот такое, бьющее изнутри током чувство удачи, счастливого поворота жизни, когда вся группа уехавшего в Австралию Виктора, все двадцать пять человек, встретясь вечером у метро, разом ввалилась к Артуру Крамеру и тот согласился, согласился вести их дальше, но уже по своей методике…
Понравился сам Артур, комната с её иконами, книгами, висящим на стене азиатским сюзане, понравилась и его жена — молодая, статная Анна, внёсшая из кухни громадный заварочный чайник, прикрытый яркой таджикской покрышкой. Чуть позже разглядел он за стеклом одной из книжных полок цветную фотографию, где на фоне морских волн сидели на обломке скалы Крамер и знаменитый священник отец Александр Мень, через полтора года убитый…
«Нехорошо врываться без звонка, — подумал Борис Юрзаев, останавливая машину у бровки тротуара возле уличного телефона–автомата. — Тем более не виделись с похорон Анны, чуть не две недели прошло».
Стоял в будке, шарил по карманам в поисках монеты, бормотал: «Не везёт ему, не везёт. Меʹ ня убили, Анна умерла…»
Сгущались синие сумерки. На улицах зажглось освещение. Через неприкрытую дверь будки отрывисто доносились голоса прохожих, шуршание шин по влажному асфальту, влетел ветерок, особенный, сладкий, какой бывает, наверное, только вечером в начале весны и только в Москве.
Наконец он опустил монету в щель автомата, снял трубку, стал набирать номер. Робость охватила его.
«Что скажу? Что? Как подступиться? — бормотал он, медля набрать последнюю цифру. — Врать нельзя — просечёт тут же. Правду — тоже нельзя. Хотя почему? Прийти, упасть на колени, сказать: «Дайте «СкрижалиІ! Или копию. Другой у меня надежды нет, а я уж употреблю во благо, бескорыстно, и так далееІ. Даст! Он добрый».
К телефону никто не подходил. Не снимал трубку.
Лишь в эти минуты Борис Юрзаев до конца осознал: уезжать без крамеровских «Скрижалей» было бы сущей авантюрой, он без них пропадёт, просто пропадёт. В лучшем случае опять придётся надзирать за какой‑нибудь бетономешалкой, как когда‑то в лагере.
Снова набрал номер. И тотчас в трубке послышался голос какого‑то запыхавшегося человека.
— Алло?
— Кто это? Кто? — спросил Борис. — Мне нужен Артур Крамер.
— А его нет.
— Как нет? С кем я говорю?
— Это Толя.
— Какой Толя? Сергеев? Толечка, я — Боря. Что ты там делаешь? Где Крамер?
— Уехал. После похорон, как прошло девять дней. Попросил пожить у него, пока не вернётся. А я только вошёл, даже пальто снять не успел.
— Погоди про пальто. Куда уехал? Когда вернётся?
— В Азию. То ли в Душанбе, то ли в Ашхабад. Точно не знаю. И когда вернётся, неизвестно.