— Слушай, не надо! — взмолился Исмаил. — Добрый змейка, умный змейка. Никого не обижал. Крыска кушал. Под настилом живёт, детей имеет.
— Не надо, — сказал Артур, отводя руку Бобо от ружья.
Всё вернулось на круги своя. Звезды словно смелоʹ с дневного неба. Бобо, Исмаил и Юсуф — самый старший из них — все они видели: человек потрясён, и думали, что причина этого только кобры.
— Не будь сердитый, — сказал Юсуф. Его морщинистое, до фиолетовости продублённое многолетним загаром лицо озарилось печальной улыбкой. — Идем немножко кушать. Нет, на настил не пойдём, в доме будем, в доме.
— Наловил рыбы. Нажарил, — Артур показал на помост, где стояла сковородка.
Исмаил с готовностью кинулся к лесенке.
…Вчетвером они сидели по–турецки на кошме в полутьме и прохладе сторожки, обедали. Вдруг Исмаил встал, объяснил: должен сходить домой в кишлак, скоро вернётся.
Артура никто не трогал. Юсуф и Бобо разговаривали на своём наречии. Тем не менее, то ли оттого, что звучало много слов на русском и других языках, то ли по какой‑то иной причине, Артур понял — ночью с запредельной стороны вооружённые люди прорвались на советском «КАМАЗе» на соседний участок заповедника, где дежурит Юсуф. Старик успел позвонить на ближайшую заставу и до прибытия пограничников в одиночестве принял бой. Единственное, что осталось непонятным Артуру, зачем, с какой целью объявилась здесь, в этих глухих местах, банда.
Да это его и не особенно интересовало. Он пытался разобраться в причине своего дикого срыва, истерики. «Только ли кобры тому виной? — думал Артур. — Как мгновенно отбросило от всего! Всё закрылось. А может, это взорвалась досада на то, что приехали, своим появлением отвлекли, выдернули из того мира? Или реакция на Бобо, на то, что придётся ехать к девочке?..»
Послышалось тарахтенье мотоцикла.
— После рыба хорошо чай зелёный! — сказал, входя, Исмаил. — Сейчас заварю самый лучший, номер девяносто пять!
Выпив чая, Бобо поднялся. Артур почувствовал на себе его испытующий взгляд.
— Я ведь за вами приехал. Это далеко. Дай Бог к вечеру добраться.
— Я готов.
Когда прощались у автомашины, Исмаил сказал:
— Боялся кобра, не боялся плохой люди. Плохой люди хуже кобра. Аллах знает, увидим друг дружка или нет. Вот возьми. Старый вещь. Совсем старый. Мой дед говорил — китайский. Тебе память будет, — и передал Артуру небольшой свёрток.
— Спасибо. Прости меня.
Они обнялись.
Оказалось, нужно было по дороге подбросить Юсуфа на его участок. Старик влез на заднее сиденье. Артур сел рядом с Бобо.
Машина тронулась. Сверток лежал сзади рядом с Юсуфом. Артуру захотелось взглянуть, что там находится, но проявлять такого рода любопытство при восточных людях казалось неприличным.
Бобо одной рукой придержал руль, другой щёлкнул зажигалкой, закурил «Мальборо». До чего же он все‑таки был красив, этот человек! Смуглый, белозубый, с горделивой чёрной, как смоль, шевелюрой. С природным изяществом держал в руке сигарету, легко вёл машину. Баловень судьбы. Талантливый.
Артур поймал себя на мысли о том, что именно такой тип людей он порой встречал на Кавказе. Все это были баловни не столько судьбы, сколько собственных матерей, отдававших им все — последний кусок хлеба, последние силы, деньги. Как правило, кажущаяся удачливость таких счастливцев оказывалась купленной ценой лишений других людей, иногда их жизней.
«А сам я не таков ли? — подумал Артур, вспомнив собственную мать. — Но разве меня можно причислить к удачникам? Смешно. Бедная мама!»
Он прикрыл веки, вызывая в памяти её облик. В глазах что‑то мелькнуло, затем ослепило светом, словно в упор ударил прожектор. Фосфоресцирующий свет стянулся в спираль, в туннель, в точку.
Рука его сотворила крестное знамение. Обычно Артур, если не был наедине с самим собой, делал этот сокровенный жест мысленно, иногда даже в храме, потому что просто–напросто стеснялся обнародовать свои взаимоотношения с Христом, с Богом.
— Что вы?! Это даже не кобра, обыкновенный варан, — сказал Бобо.
Впереди на дороге, которая уже шла пустыней, щерило пасть, мотало хвостом по песку нелепое животное, похожее на помесь крокодила и ящерицы.
— Страховиден, — произнёс Артур, надеясь, что жест его останется незамеченным.
— Значит, верующий, — нервно усмехнулся Бобо, — из тех московских интеллигентов, кто крестился перед перестройкой?
— Вот именно, — подтвердил Артур, — из них.