Как раз тут-то и прибыла я, чудом сумев долететь с работы до Димкиного дома за двадцать восемь минут. Далее последовала неприятная сцена объяснений: бандиты силились донести до моего сознания мысль, что Пашку забирают в заложники. Я устроила отвратительный скандал с воплями, вцепилась в Пашку, отказывалась его отпускать, висела на нем, расцарапала лицо какому-то братку и попыталась отнять у бедняги пистолет. Аполлон умолял меня не переживать. Леня уверял, что все это мероприятие - чистая формальность, разлука будет длиться от силы пару дней, но ведь они тоже «не лохи позорные». Аполлон убеждал, что Пашка вполне может за себя постоять (доказательством тому был шикарный синяк, расплывшийся за ночь по его физиономии).
Я была непреклонна и терзала безымянного братка. Бедняга был спасен бабулей, которая отодрала меня от него и за шиворот выволокла в коридор. Там она вцепилась в мои плечи, пару раз хорошенько тряхнула и сказала, что своими руками придушит прямо здесь, если я сей же момент не приду в себя и продолжу нервировать уважаемых гостей. Внушение подействовало, мы вернулись на кухню и вяло поинтересовались, что хранилось в тайнике буфета.
Ответ никаких вселенских откровений нам не пообещал. По крайней мере, может, кто и знает отличного, но не в меру таинственного художника по фамилии Яичкин, но лично я о нем понятия не имею. Бабуле эта славная фамилия также ничего не сказала. Катерине - и подавно. Самое странное, что про этого Яичкина ничего не знал даже Евгений Карлович.
Так что определить, какой художественной ценностью обладает картина «Автопортрет» пера этого самого Яичкина, Петра Николаевича, почти нашего современника, нам не удалось. Сведения об Яичкине привожу со слов коротышки, который окатил презрением Евгения Карловича, как только тот признался, что об этом самом Яичкине ничего не знает, накарябал на бумажке имя, фамилию, отчество, название пропавшей картины и церемонно вручил бумажку бабуле. Все это походило на фарс.
Прощались мы скомканно. Куда увозят мужчин всей нашей жизни (от страха я лобызала и обнимала не только Евгения Карловича с Пашкой, но и Димку) нам не сообщили. Растерянный Евгений Карлович вручил нам пару телефонов, по которым мы могли узнать все про художника Яичкина, и посланцы Михал Василичей с Александрами Александрычами увели наших героев. Бабуля стояла с идеально прямой спиной, прижав мою голову к своей груди, как в фильмах про войну и партизан. Я ныла и всхлипывала.
Напоследок Евгений Карлович отмочил штуку.
Приложение № 12. Штука, которую отмочил Евгений Карлович
Наш дорогой искусствовед:
1. Встал на одну ногу;
2. Широко раскинул руки;
3. Три раза очертил круг правой рукой;
4. Подпрыгнул;
5. Посмотрел вверх.
Кажется, никто, кроме меня этого не заметил, а зря, потому что Евгений Карлович смотрел со значением, мол, запоминай, запоминай, девочка, меня ведь сейчас уведут, а я хочу сказать вам что-то важное.
Глава двенадцатая, в которой Евгений Карлович подает нам знаки и загадывает загадки (окончание)
Потом Евгений Карлович хотел галантно пропустить вперед оцарапанного мною мордоворота, тот оказался к хорошим манерам устойчив и пихнул Евгения Карловича в спину. Наш бравый искусствовед сокрушенно вздохнул, ободряюще взглянул на бабулю и вышел из квартиры. Стало тихо.
Потом мы поругались с бабулей. Неприлично орали друг на друга, так что стены Димкиной квартиры дрожали, Катерина бегала вокруг нас и тоже орала, потом я рыдала, бабуля мрачно молчала, а Катерина сидела в коридоре на измятой газетке и проклинала нашу семейную склонность влипать во всякие истории. А потом я вспомнила про штуку, которую отмочил Евгений Карлович.
- Ни фига я не помню, детка, - не поверила мне по началу бабуля, но, как известно, нет пророков в своем отечестве, потому что восприняла меня всерьез она лишь после того, как Катерина заявила, что «тоже что-то подобное припоминает».
- Я помню, что он показал жестами, что обязательно позвонит, - недоверчиво покачивала головой бабуля, - потом в своей обычной манере возвел очи долу, мол, что за человеческий хлам его окружает, и отбыл.
- А я тебе говорю, что он встал на одну ногу, - упрямилась я, - раскинул руки, потом одной рукой три раза очертил круг, подпрыгнул и многозначительно посмотрел наверх. Ну ба, ну не будет Евгений Карлович просто так в такой момент прыгать на одной ноге. Он хотел передать нам что-то важное, что-то помимо телефонов искусствоведов, у которых можно узнать про художника Яичкина.
- Это кошмар, - картинно заломила руки бабуля, - детка, в мое время люди подвергали себя опасности за что-то действительно стоящее: золотые украшения, бесценные произведения искусства мастеров с мировыми именами, редчайшие рукописи. А эта история меня удручает: сначала монструозный буфет, цена которому - шиш. Теперь еще автопортрет этого Яичкина, о котором даже Евгюша не знает. Куда катится мир? Смешно сказать, эти ненормальные добровольно взяли в заложники Евгения Карловича, и все ради чего - ради какого-то Яичкина…
- Что плохого в Евгении Карловиче? - почему-то возмутилась Катерина.
- Ничего плохого, он - бездна всяческих достоинств, - заулыбалась по-людоедски бабуля, - но через пару дней мы вполне можем назначать сумму, за которую, может быть, согласимся забрать Евгюшу домой.
Тут бабуля была права как никогда. Пересчитать по пальцам все случаи, когда Евгения Карловича брали в заложники, невозможно. «Профессия у нас нервная», - говорит на это обычно бабуля. Как бы там ни было, Евгений Карлович умудрялся обобаять своих похитителей еще по дороге на место заключения, через несколько часов он добивался от них обещания не использовать в своей речи слова-паразиты, через пару дней меню Евгения Карловича значительно менялось в лучшую сторону, а еще через неделю мой новоявленный дедушка прививал этим грубым людям элементарные моральные нормы, достойные хорошо воспитанного человека. Десяти дней Евгению Карловичу хватало на то, чтобы завязать новые деловые и культурные связи, стать для своих похитителей лучшим другом, советчиком и доверенным лицом, встречу с которым они навсегда запомнят как поворотный момент в своей жизни.