– Обратите внимание на этот экземпляр! Казалось бы, от такого нельзя было ожидать такой выходки. Однако он совершил побег! Почему ты это сделал? – повышая голос, спросил он.
– Потому, что вы превратили людей в скотину! Условия содержания хуже скотских! Хозяин рабочую скотину кормит, а вы морите людей голодом при каторжных работах! Уверен, что правительство и партия не знают о массовом истреблении людей в лагерях! Я сбежал, чтобы в Москве рассказать об этом, чтобы не погибнуть, как тысячи заключенных! – волнуясь, выпалил я.
На какое-то время в помещении стало тихо.
– В назидание за побег получишь дополнительный срок! Уведите! – прокричал начальник.
– Если условия в лагере не станут человеческими, я снова сбегу!
На лесовозе меня привезли в тот же 17-й лагпункт и заперли в одиночке «шизо». Вечером меня отвели в столовую, где я мигом проглотил баланду и 150 граммов хлеба. На обратном пути в «шизо» меня провожали сочувствующими взглядами вышедшие посмотреть на меня зеки. Утром, перед разводом, меня поставили на ступени проходной рядом с воротами, через которые бригады выходили на работу. Меня было хорошо видно всем. На шею мне повесили доску, на которой крупными буквами было написано: «Из нашего лагеря бежать бесполезно!»
Выходившие за ворота заключенные меня подбадривали, приветствовали, улыбались. Особенно сочувствовали рабочие мастерских. Подборский громко крикнул:
– Крепись! Не падай духом! Молодец!
После развода меня куда-то повезли на лесовозе. Машина быстро ехала по лежневой дороге. Такие дороги в лесу доводилось строить и мне. На вырубленную просеку, как шпалы, укладывались поперек бревна, на них клали толстые доски – пластины. В нескольких местах пластина просверливалась ручным буравом вместе с бревном. В это отверстие забивался деревянный шпунт, прочно скрепляя пластину с бревном, лежащим под ней. Пластины изготавливали вручную на распиловочной раме. Готовая лежневка представляла собой две полосы – ленты. Каждая лента в три пластины шириной 60-80 сантиметров. Чтобы машины не съехали с лент дороги, между ними, вдоль их внутренних сторон, закреплялись в общую сплошную нить бревна. По мере продвижения лесоповальных бригад в тайгу дорожная бригада прокладывала за ними лежневку.
Заготовленный деловой лес – бревна длиной в 5,5 метра – после сортировки вывозились лесовозами к речкам, где бревна складировались в штабелях. Весной штабеля смывали паводковые потоки рек, и они сплавлялись по течению из меньшей реки в большую, к сплавным базам, где лес сбивался в плоты, которые плыли сами или тянулись буксирами в порты северных морей.
Через несколько часов моего путешествия в лесовозе лежневка вышла в зону крупного лагпункта. Высокий бревенчатый забор и несколько рядов колючей проволоки тянулись по правому берегу реки. Здесь находился штрафной лагпункт усиленного режима. Кроме десятка бараков в зоне находились столовая с кухней, медсанчасть, колодец, «шизо» и общая уборная. Здесь содержалось более тысячи заключенных (мужчин). Несколько дней меня держали в «шизо» на «трехсотке» – штрафной пайке хлеба.
Другие «провинившиеся» рассказали мне о «прелестях» этого лагеря. Я понял, что мои собеседники – бандиты и воры в законе разных мастей. Они наизусть знали почти все статьи Уголовного кодекса. Узнав статью моей судимости, они приняли меня за мокрушника. Когда же я рассказал подробности, решительно объявили меня фрайером, которого «купили не за понюх табаку». Тем не менее они зауважали меня за совершенный побег.
Меня зачислили в лесоповальную бригаду. Лагерь отличался особым режимом. Бараки на ночь запирались, охрана и конвоирование осуществлялись увеличенным количеством солдат и собак. За малейшую провинность виновных сажали на штрафную пайку и запирали в «шизо». В остальном – те же голые нары, та же баланда, никакого белья и умывания, баня с «прожаркой», каторжный труд в лесу, произвол урок над фрайерами, беззаконие охраны. Бригадирами назначались отборные бандюги. Урки сидели у костра, а фрайера вкалывали.
Приближалась еще одна лагерная зима. По выпавшему снегу меня и нескольких зеков под усиленным конвоем, с собаками, однажды утром повели по лежневке. К вечеру подошли к лагерной зоне. Короткое оформление на проходной – и нас отвели в «шизо». На следующее утро после завтрака меня привели к воротам на развод, тут же определили в бригаду. По дороге на лесную делянку я узнал, что этот немногочисленный лагерь является «подкомандировкой» от штрафного лагпункта и носит прозвище «лудановская каторга», по фамилии начальника этой «подкомандировки» – Луданова. Сюда этапируют матерых уголовников и пойманных беглецов. Условия жизни здесь самые бесчеловечные.