и с сожалением.
– Если бы я знал, когда работал в ЦК, где ты находишься, сделал бы все, чтобы ты был на свободе, чтобы все было по справедливости! Ты не представляешь, скольким людям я помог, будучи заведующим приемной ЦК! Тогда в моих руках были большие права и власть. Где же ты был раньше?
– Не мог я тогда знать почтовых адресов своих друзей, – с горечью констатировал я.
Из моих воспоминаний Толя обратил внимание на фамилию – Маресьев.
– Это тот, что в книге Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке»?
– Именно! Он самый, – подтвердил я.
– Я с ним часто встречался на приемах, – продолжал Толя. – Могу узнать его координаты! Человек он авторитетный, во многом сможет тебе помочь!
Так я встретился с Алексеем Маресьевым вновь. Он проживал с семьей на улице Горького, недалеко от моего дома. Его авторитет был огромен, работал он секретарем Комитета ветеранов войны.
Не могу сказать, что встреча наша была очень радушной. Встретились как знакомые. Совместное в прошлом пребывание в училище в одной летной группе, переплетение фронтовых дорог, общие боевые друзья и их судьбы, как мне показалось, воспринимались Маресьевым как само собой разумеющееся, не имеющее сейчас значения. Несмотря на то что мы часто встречались, Алексей не выказывал мне особого сочувствия и не предлагал своей помощи. Когда же я напрямую попросил его содействия в пересмотре моего дела, он отрубил:
– Занимался же этим трибунал, значит, все правильно, и я ничем не смогу помочь!
Мне показалось, что он беспокоился, как бы не запачкать свой авторитет. Наши отношения холодели, встречи стали редкими и вскоре прекратились.
Хорошо, что Маресьев сообщил мне несколько адресов наших однокашников по училищу. Оказалось, что Гриша Инякин, с которым я был в одной летной группе, встречался в годы войны, проживал совсем рядом, в Люберцах.
Семья Инякина – жена Шура, сын Саша и дочь Валя, дошкольного возраста, – была гостеприимной, веселой и дружной. Гриша привел меня в одну из трех комнат со словами:
– Вот, живи здесь сколько потребуется. Если будут нужны деньги, скажешь!
Гриша в звании полковника командовал истребительным авиаполком ПВО, дислоцировавшимся под Москвой. По утрам он отправлялся в полк, а я на московскую электричку, чтобы продолжить хождение по разным приемным. Я добивался пересмотра судимости и восстановления гражданских прав. К великому моему огорчению, результаты были неутешительны. Чаще всего ответ на мои заявления гласил: «Ваше заявление осталось без рассмотрения ввиду тяжести совершенного преступления».
Я огорчался, но снова и снова подавал заявления в различные инстанции. Активно хлопотал за меня и Гриша. Зная меня как боевого летчика, он написал официальные характеристики к моим заявлениям. Через штаб полка Инякин запросил архив Министерства обороны о моем участии в боевых действиях. Вскоре пришли соответствующие документы, справки о налете на истребителях разных типов.
Много сил и времени ушло на обивание порогов в Прокуратуре СССР, но все окончилось безрезультатно. Я подал все документы в Главную военную прокуратуру. Когда и здесь результаты оказались отрицательными, я добился записи на прием к заместителю Главного военного прокурора.
С волнением вошел я в кабинет генерала. Но и здесь я услышал упреки, ссылки на справедливость наказания и невозможность пересмотра дела. Когда генерал замолчал, я попросил разрешения изложить свое мнение.
– Я глубоко сознаю свою вину! – начал я. – Срок наказания отбыл. Но прошу, товарищ генерал, обратить внимание на обстоятельства, приведшие к трагедии, и на статью, примененную трибуналом противоправно и не имеющую никакого отношения к составу преступления. Я не хочу и морально не могу носить такое пятно, коим запятнал меня трибунал.
Генерал слушал внимательно.
– Сейчас посмотрим, – изрек он, раскрывая папку, и углубился в чтение документов.
Через некоторое время он удивленно констатировал:
– Да-а! Здесь вы правы. Статья 136, часть первая, действительно неверно применена, так как не отражает состава вашего преступления… Ладно! Будем рассматривать!
Поблагодарив генерала, я вышел. В душе затеплилась надежда. Гриша и Шура Инякины радовались, что у меня появилась надежда. В эти дни, свободные от беготни по приемным, я разыскал и других своих школьных друзей: Зенту Ренеслац, Володю Николаева. Он уже стал полковником. По новому адресу, на улице Чайковского, я нашел семью Периных – с Всеволодом и его сестрой Леной я поддерживал дружеские связи с 1928 года. В Благовещенском переулке я разыскал братьев Раскиных – Виктора и Шуру, моих пионерских товарищей. Виктор был инженером в области ракетостроения. Шура стал писателем-сатириком. Жена Шуры – писательница Фрида Вигдорова – оказалась чудесной, доброй, гостеприимной женщиной. Очень забавной была их дочь Сашенька, похожая на Шуру.