— Мы готовы. Отключайте, — связавшись с диспетчерской службой станции, насколько мог спокойно скомандовал я. Секундой спустя, вплыли все незакрепленные инструменты и незамеченные мусоринки.
— Наш выход, парни, — адреналин заставлял до скрипа стискивать зубы и рукоять штурмового комплекса. Но меня поняли.
К проделанной в воротах дыре, забавно, по-птичьи, высоко задирая коленки, прошагали близнецы. Абордажники пока не передавали сигнала о встрече с противником, но ведь береженого Бог бережет, не так ли? Кин с братцем Семеком, оба в тяжело бронированных скафандрах, имели шанс уцелеть при огневом контакте куда больший, чем мы с камерас в ББС среднего класса.
Согласно заранее закаченной в компьютеры скафандров трехмерных карт нашего сектора станции, слева коридор должен был заканчиваться тупиком. Теоретически, широченный, не меньше восьми метров, проезд вел к резервному, эвакуационному шлюзу горно-обогатительной фабрики. Практически же, тупик оказался заваленным каким-то хламом. Благо, что ничего живого в этой горе мусора еще не успело завестись. Дроиды это проверили первым делом.
Наш коридор, словно дуга лука, делал два изгиба. Ровно в середине среднего прямого участка, наш проезд пересекался с центральной грузовой галереей сектора. В принципе, нас вполне устроило бы, если удалось бы освободить от нежелательных соседей нашу часть «дуги», перекресток и «авеню» до главного шлюза, соединяющего сектор с основной частью станции. Таков был план минимум.
План-максимум подразумевал полную зачистку. Все, у кого хватило бы ума не оказывать сопротивления, должны были выдавливаться в обжитую часть. Дальнейшая забота о них — нас совершенно не касалась. В этом мире благотворительность — ругательное слово.
Лица, пытающиеся с оружием в руках помешать нашим планам, подлежали уничтожению. Ни какой жалости к людям, о которых говорят: будто они попали в трудную жизненную ситуацию, ни кто из нас не испытывал. Каждый сам творец своей судьбы.
В дугообразной галерее царили сумерки. Плафоны освещения сохранились далеко не везде, те же что еще остались, светили непривычно тускло. Некоторые и вовсе мигали.
Враны двигались чуть впереди по потолку, где и вовсе была темень, хоть глаз выколи. По центру широкого коридора цокали магнитными подошвами близнецы, а мы с Юральдом были, так сказать, арьергардом. Камерас, в своем уникальном скафандре имеющем функцию маскировки, и вовсе был не различим в тенях. И только на тактической карте лицевого щитка моего ББС, его отметка светилась зеленым.
В таком порядке, никого так и не встретив по пути, дошли до первого «колена». Все было спокойно, сенсоры дроидов и сканеры скафандров не отмечали ничего и никого живого. Причин осторожничать не было, и мы не снижая скорости, вывернули в следующую часть транспортной галереи.
Там и вовсе освещения не было. Впрочем, ни нам, ни роботам отсутствие света ничуть не мешало. Компьютеры скафандров подсвечивали бледной голубой сеткой стены и кучи мусора на полу.
Абордажники остановились, когда до перекрестка с основной магистралью сектора оставалось метров десять. Встали и мы.
«Шум из перпендикулярного ответвления», — передали роботы.
Приказал двум из пятерки повернуть в сторону источника шума, и передать результаты. Три оставшихся должны были занять перекресток. Мы с близнецами замерли у самого угла, а Стирман, пользуясь относительной невидимостью, перебежал на другую сторону магистрали.
«Множественные цели. Расстояние пятьдесят. Приближаются. Слабо бронированы. Передвижная ракетная установка. Автономный источник освещения», — вместе с отчетом на тактической карте проявлялись соответствующие значки.
— Нихренаж себе, — проговорил я, когда отметок потенциального противника стало как-то слишком много.
— Отступаем? — на удивление, в голосе камерас слышалось ярко выраженное разочарование.
После адаптации устройства, помещенного клону при рождении, к стандартам Содружества, Юральд успел изучить целую ветку баз, касающихся действий космодесанта в замкнутых пространствах. Видно было что-то такое в его атрибутах, позволяющее буквально глотать информационные кристаллы этой направленности.
К сожалению, даже самые первые уровни пилотских баз, не говоря уж о технических знаниях, усваивались у искусственного человека просто отвратительно. Так, словно у Стирмана был нулевая эффективность мышления, чего, естественно, просто не могло быть.