– Нет. Темно. Это было один раз.
Хаим продолжал жевать. Может, он все же просыпался ночью, сам того не зная? Но нитка-то не порвалась! И куда он пошел? Хотя продолжать думать об этом ему не хотелось. Все же он спросил Эзера:
– Ты перепугался, когда меня не нашел?
– Нет, – покачал головой его старший сын. – Первый папа ждал меня в гостиной.
Хаим не мог такого слышать. Встав со стула, он поставил тарелку в раковину, выключил радио и спросил Шалома, доел ли тот свой бутерброд, но Эзер все не унимался:
– Помнишь, что я сказал тебе вчера вечером?
– И что же?
– Что сегодня я расскажу тебе, кто потерял чемодан около садика Шалома.
Хаим повернул кран и занялся мытьем двух их тарелок. Про чемодан он со вчерашнего дня старался не думать.
– Я еще не могу сказать. Я поговорил с ним, и он попросил не рассказывать, – продолжал Эзер.
Мужчина включил струю посильней.
– А твой первый папа знает, кто потерял эту сумку? – спросил брата Шалом.
Эзер улыбнулся и с гордостью ответил братишке:
– Я тоже знаю. Потому что он мне сказал. И он велел не рассказывать тебе, потому что это страшный секрет.
Хаим без слов убрал со стола тарелку Эзера, хотя мальчишка еще не закончил есть и удивленно посмотрел на отца.
– Завтрак окончен, – сказал отец, – выходим. И с Шаломом, пожалуйста, не говори ни про первого папу, ни про чемодан. Довольно. Кончай.
С походом в садик он решил повременить и, как вчера, сперва отвезти Эзера в школу. Они с Шаломом попрощались с ним у входа и подождали рядом со сторожем, пока его большой ранец не исчез в дверях здания. Шалом махал братишке рукой, даже когда уже повернулся, чтобы уйти. Вскоре они с Хаимом вернулись на улицу Лавон, свободную для движения, где не было и намека на вчерашнюю заваруху.
Авраам официально приступил к работе и из-за нехватки кадров работал один.
Рано утром в понедельник он поехал на улицу Лавон, чтобы оказаться там в тот час, когда подкладывали муляж. В шесть часов сорок четыре минуты движение на улице было редким, да и прохожих встречалось мало. Тихая улица в тихом спальном районе. Солнце взошло с опозданием, утро было пасмурным. Молодая женщина гуляла с собачкой и курила. Какой-то подросток рано побежал в школу. Ни на ком не было ни темного тренировочного костюма, ни капюшона – ничего такого.
Рабочая гипотеза Авраама заключалась в том, что чемодан имеет к садику какое-то отношение и что расследование нужно производить быстро, потому что муляж взрывчатки был чем-то вроде предостережения перед более серьезным ударом. И единственным подозреваемым оставался Узан.
Первым сюрпризом была винная лавка. Примерно в половине восьмого прибыл полицейский из саперной группы – судя по снимкам, точно на то место, куда был подкинут чемодан. Чемодан этот нашли на тропинке, ведущей к боковому входу в дом номер шесть по улице Лавон: его спрятали в кустах. Тропинка вела к заднему двору, к детскому саду, но справа, на расстоянии примерно трех метров, в нижнем этаже дома номер четыре по улице Лавон располагалась винная лавка. И хотя боковую тропинку и эту лавку разделяла низкая каменная ограда, чемодан лежал ближе к лавке, чем к садику. Авраам поразился, что Сабан ничего ему про это не сказал. Инспектор спросил сапера, рассматривалась ли возможность того, что устройство подложили сюда как раз из-за лавки, и тот пожал плечами.
– Мы с чемоданом не беседовали. Нам сказали, что на Лавон, шесть, возле детсада, имеется подозрительный предмет, мы и обезвредили подозрительный предмет на Лавон, шесть, возле детсада. А дальше – работа ваша.
На снимках чемодана, сделанных перед тем, как его взорвать, было видно, что хотя его и спрятали в кустах, редкие ветки не смогли скрыть чемодан полностью. Если б соседка не заметила, как какой-то человек прячет его там, кто-нибудь из идущих по трипинке все равно его увидел бы.
На снимке чемодан выглядел старым. Старый, матерчатый, розовый с темно-зеленой ручкой.
Около восьми появились родители, катившие коляски по ведущей к детсаду тропинке, и Авраам зашел туда следом за ними. Впереди шел пожилой человек, и инспектору на минуту показалось, что тот прихрамывает на правую ногу, но, возможно, у него просто была тяжелая поступь из-за того, что он нес на руках ребенка. Воспитательница отказалась говорить с Авраамом и попросила прийти после обеда.
– Детям хватило вчерашнего испуга. Полицейские тут вовсе ни к чему, – сказала она.
Инспектор мог бы настоять, но уступил. Были в этой женщине упертость и агрессия, и она пробудила в нем какое-то беспокойство, смысл которого он понял только позже, в течение дня.