Авраам хотел позвонить Марьянке и рассказать о встрече с Сабаном, но решил, что сделает это, когда выйдет из следственной камеры. А потом пошла такая гонка, что хотя инспектор и не забыл о своем решении, позвонить он не успел. Часовой допрос Амоса Узана не дал ничего. Даже наоборот. Это противоречие между показаниями соседки про хромоту и пружинистой походкой Узана. И его отпирательства, становившиеся все более агрессивными. На чемодане никаких отпечатков пальцев, и эксперты не нашли на месте преступления ничего, что связывало бы его с подозреваемым. То же самое и в квартире, в которой Амос проживал с матерью. Патрульная привела ту самую соседку, чтобы та посмотрела на подозреваемого, и женщина уже была не столь непоколебима в своих показаниях.
– Может, и он, – сказала она. – Откуда ж мне знать наверняка? Вы ведь понимаете, с какого расстояния я его видела?
Авраам спросил ее про хромоту, и в этом она как раз не сомневалась. Мужчина, подложивший чемодан, убегал по улице Аронович медленно и прихрамывая.
В полчетвертого инспектор перевел Узана в камеру предварительного заключения и закрылся в своем кабинете, чтобы поразмышлять. Как делал всегда в начале расследования.
Авраам еще не был на месте происшествия и знал только, что чем скорее туда отправится, тем лучше. Он не помнил, есть ли на улице Лавон светофор: если есть и водители останавливаются перед ним, может, отыщется еще какой свидетель, видевший подозреваемого – как тот подкладывает свой чемодан или как потом удирает… Инспектор выяснил, спрашивал ли кто заведующую детсадом и жильцов дома, знакомы ли они с Узаном, и узнал, что никто этого не делал. Значит, в общем-то, расследование еще не началось. Нужно поискать и в других местах, с которыми связан Узан, попытаться выявить обстоятельства изготовления муляжа взрывного устройства, расспросить его лежащую в больнице мать. Но все это невозможно сделать сегодня же вечером и в одиночку. И нельзя зацикливаться на одном подозревамом. Нужно взять в расчет разные варианты, не только из-за сомнения, вызванного этой самой хромотой. Авраам вспомнил Илану Лим и ее постоянное предостережение: не застревать на заранее сделанном выводе, потому что, слишком прилипнув к каким-то деталям, можно пропустить другие важные подробности. Может, тот тип, что подложил к детсаду чемодан, сейчас вовсе и не в камере предварительного заключения, а где-то в другом месте. И готовит следующий террористический акт, как и предупреждал Сабан…
И вдруг Авраам понял: он не пожалеет, что взялся за это дело. Инспектор пошел поискать бумагу в ящиках стола и на полках. На полу лежала пачка бумаги для принтера; Авраам по пути надорвал упаковку и вытащил из пачки листок чистой бумаги, на котором затем написал несколько строчек:
Детский садик
Точное расстояние от садика. В котором часу он открывается?
Заведующая садиком – знакома ли с Амосом Узаном?
Список родителей. Предыдущие правонарушения.
Угрозы – возможно, в адрес родителей кого-то из детей?
Место преступления
Без четверти семь утра (точное ли это время?) Проходил ли еще кто-то по улице?
Еще соседи, которые могли это видеть?
Светофоры, видеокамеры?
Чемодан – что-то специфическое, за что можно уцепиться?
Вышел ли он из машины?
Если машина была, ждал ли в ней кто-то, чтобы его подхватить?
Разборки с соседями.
Список жильцов
Правонарушители района.
Если речь о предупреждении – то о чем? И кому? В чем суть?
Каково следующее преступление?
Есть ли на улице продуктовая лавка?
В полпятого Авраам вернул Узана в следственную камеру. Но результат оказался нулевым. Спрашивать его было не о чем. Узан погладил усики, улыбнулся своими глазками и сказал:
– Ну вот, я поел, попил, мы по душам поболтали… Не пора ли сказать человеку, что взят он зазря, и отпустить его с миром?
– Что ж вам так приспичило уходить? – спросил Авраам. – Может, уж заодно и поужинаете?
Но в полшестого, уже припоздав, он вышел во двор – поднять рюмочку за назначение Сабана и в честь наступления Рош ха-Шана, – а когда вернулся, подписал бумагу об освобождении Узана.
– Обещаю, что еще свидимся, – сказал он Амосу, прощаясь с ним, и тот ответил:
– Зря время потратите. Но с удовольствием.