– Алетиометр, разумеется.
На то чтобы вспомнить, что она имеет в виду, у него ушло некоторое время. Он выглядел таким злым и недоверчивым, что она сняла рюкзачок и сказала: «хорошо, я покажу тебе».
Она села на бордюр газона в центре площади, нагнулась над алетиометром и начала поворачивать ручки, двигая пальцами так быстро, что за ними практически невозможно было уследить, останавливаясь на несколько секунд, пока тонкая стрелка кружилась по циферблату, вздрагивая тут и там, а потом так же быстро устанавливая стрелки в новое положение. Уил осторожно посмотрел по сторонам, но рядом никого не было; группа туристов рассматривала увенчанное куполом знание, продавец мороженного катил свою тележку по тротуару, но на них они не смотрели.
Лайра моргнула и вздохнула, как бы просыпаясь.
– Твоя мать нездорова, – тихо сказала она. – Но она в безопасности. Та леди присматривает за ней. А ты взял какие-то письма и убежал. И ещё был этот мужчина, я думаю, вор, и ты убил его. И ты ищешь своего отца, и..."
– Ладно, заткнись, – сказал Уил. – Хватит. Ты не имеешь права вот так залезать в мою жизнь. Никогда больше так не делай. Это просто шпионаж.
– Я знаю, когда надо остановиться, – сказала она. – Понимаешь, алетиометр почти как человек. Я вроде как знаю, когда он сердится, или когда есть вещи, которые он не хочет, чтобы я знала. Я как бы чувствую это. Но когда ты вчера появился из ниоткуда, я должна была спросить его кто ты, а то это могло быть небезопасно. Мне пришлось. И он сказал, – она ещё понизила голос, – он сказал, что ты убийца, и я подумала, хорошо, всё в порядке, такому я могу верить. Но больше, до сегодняшнего дня, я ничего не спрашивала, и если ты не хочешь, чтобы я продолжала спрашивать, я обещаю, что не буду. Это не пип-шоу. Если бы я только шпионила за людьми, он бы перестал работать. Я знаю это так же хорошо, как знаю свой Оксфорд.
– Ты могла бы спросить меня, а не эту штуку. Он сказал, жив мой отец или мёртв?
– Не сказал, потому что я не спрашивала.
К этому моменту оба уже сидели. Уил устало опустил голову на руки.
– Ну, хорошо, – сказал он, – я думаю, мы должны верить друг другу.
– Да, я верю тебе.
Уил решительно кивнул. Он так устал, а в этом мире ни малейшей возможности поспать у него не было. Лайра обычно не была так внимательна, но что-то в его поведении заставило её подумать: «Он напуган, но он преодолевает свой страх, как учил Йорек Барнисон; как я поступила у рыбного склада около замёрзшего озера».
– И ещё, Уил, – добавила она. – Я никому тебя не выдам, обещаю.
– Хорошо.
– Однажды я поступила так. Я выдала одного человека. И это было самое худшее, что я сделала в своей жизни. Я думала, что я спасаю ему жизнь, но на самом деле я вела его в самое опасное для него место. Я ненавидела себя за это, за то что была такой глупой. Поэтому я буду очень стараться не быть легкомысленной, не забыться и не выдать тебя.
Он ничего не ответил. Он протёр глаза и с усилием моргнул, пытаясь проснуться.
– Мы не сможем пройти через окно, пока не станет поздно, – сказал он. – Нам всё равно нельзя было проходить днём. Мы не можем допустить, чтобы нас увидели. А теперь нам надо где-то шататься несколько часов...
– Я хочу есть, – сказала Лайра.
Тогда он сказал: «Я знаю! Мы можем пойти в кино!»
– Куда?
– Я покажу тебе. Там можно и еды достать.
В центре города, в десяти минутах ходьбы, был кинотеатр. Уил заплатил за вход и купил хотдоги, попкорн и Кока-колу, они взяли еду с собой и успели как раз к началу фильма.
Лайра была в восторге. Она смотрел слайды, но к кино ничто в её мире её не подготовило. Она с жадностью пожирала хотдог и попкорн, пила Кока-колу и радостно смеялась над персонажами на экране. К счастью публика была шумная, было много детей, и её восторги не вызывали подозрения. Уил закрыл глаза и провалился в сон.
Он проснулся, услышав стук кресел, когда люди выходили, и зажмурил глаза от света. Его часы показывали четверть девятого. Лайра ушла неохотно.
– Это лучшее, что я видела в своей жизни, – сказала она. – Не понимаю, почему в моём мире этого не придумали. Кое-что у нас лучше, чем у вас, но это лучше, чем что-либо, что у нас есть.
Уил даже не мог вспомнить, о чём был фильм. На улице всё ещё было светло, и улицы были оживлены.
– Хочешь посмотреть ещё фильм?
– Да!
И они пошли в другой кинотеатр, пару сотен метров за углом. Лайра забралась с ногами на кресло, сжав колени, а Уил опять отключился. Когда они вышли на это раз, было уже почти одиннадцать – гораздо лучше.
Лайре опять хотелось есть, так что они купили гамбургеров с тележки, и съели их по дороге – что тоже было для неё в новинку.
– Мы всегда едим сидя. Я никогда раньше не видела, чтобы люди шли и ели, – сказала она ему. – Это место так сильно отличается от моего мира. Например, машины. Они мне не нравятся. Но мне нравится кино и гамбургеры. Они мне очень нравятся. И этот Мудрец, профессор Мэлоун, научит свой аппарат использовать слова. Я уверена. Я приду туда завтра и посмотрю как у неё дела. Думаю, что смогу помочь ей. Я, наверное, смогу уговорить Мудрецов дать ей деньги, которые она хочет. Знаешь, как мой отец сделал это? Лорд Азраэль? Он разыграл их...
Пока они шли по Бенбери, она рассказала ему о той ночи, когда она спряталась в шкафу и смотрела, как Лорд Азраэль показывает Мудрецам отрубленную голову Станислава Граммана в вакуумной фляге. И так как Уил был хорошим слушателем, она продолжила, и рассказала ему остальную часть истории, от момента её побега из квартиры госпожи Коултер, до того страшного момента, когда она поняла, что привела Роджера к смерти в ледяных утёсах Свельбарда. Уил слушал без замечаний, но внимательно, с сочувствием... Её рассказ о путешествии на воздушном шаре, о панцирных медведях и ведьмах, о мстительной руке Церкви казался частью его собственного прекрасного сна о прекрасном городе у моря, пустом, тихом и безопасном: это просто не могло быть правдой.
Но, в конце концов, они дошли до кольцевой дороги и грабовых деревьев. Сейчас транспорта было мало: где-то одна машина в минуту, не больше. И окно было тут. Уил почувствовал, что улыбается. Всё будет в порядке.
– Подожди, пока не будет машин, – сказал он. – Я иду туда.
И секундой позже он уже стоял на траве под пальмами, и ещё через пару секунд Лайра последовала за ним.
Они чувствовали себя снова дома. Тёплая ночь, аромат цветов и моря и тишина успокаивающе омывали их.
Лайра потянулась и зевнула, а Уил почувствовал, как с его плеч свалился груз, который он носил весь день, не замечая того, как этот груз почти вдавливал его в землю; но сейчас ему было легко, свободно и хорошо.
И тут Лайра схватила его за руку. В ту же секунду он услышал, что заставило её сделать это.
Что-то кричало где-то в улочках за кафе.
Уил сразу же бросился в ту сторону, и Лайра последовала за ним по узкой улочке, на которую не проникал лунный свет. Через несколько поворотов они выбежали на площадь к башне, которую видели утром.
Около двадцати детей стояли полукругом у подножья башни, и некоторые из них сжимали палки, а некоторые кидали камни во что-то, что они загнали к стене. Сначала Лайре показалось, что это тоже ребёнок, но из полукруга слышались жуткие, пронзительные, совершенно нечеловеческие вопли. И дети тоже кричали, от страха и ненависти.
Уил добежал до детей и отпихнул первого назад. Это был мальчик примерно его возраста, в полосатой футболке. Когда он повернулся, Лайра увидела дикие белые ободки вокруг его зрачков, и тут другие дети заметили что происходит, и остановились посмотреть. Анжелика и её младший брат тоже были тут, с камнями в руках; глаза детей яростно сверкали в лунном свете.
Они замолчали. Только вопли продолжались, и тут и Уил и Лайра увидели, что это было – полосатая кошка, сжавшаяся у стены башни, с порванным ухом и поджатым хвостом. Это была та же кошка, которую Уил видел на улице Сандерланд, похожая на Мокси, та, которая привела его к окну.