Уилл моргнул. Затем он постоял, не двигаясь, прижимаясь к стволу ближайшего дерева, так как какой-то грузовик проехал по развязке и скользнул по нему своими фарами. Когда грузовик скрылся, он пересёк дорогу, не отрывая глаз от того места, которое исследовала кошка. Это было не так-то просто, потому что там не было ничего, за что можно было бы зацепиться взглядом, но когда он подошёл к этому месту вплотную и вгляделся, то он увидел нечто.
По крайней мере, он видел это нечто глядя на него только с определенного места. Это было похоже на то, как если бы кто-то вырезал кусок из воздуха, на расстоянии метров двух от дороги, кусок, приблизительно квадратный по форме, и меньше метра в поперечнике. Даже если стоять рядом с ним, но сбоку, он был практически невидим, и он был абсолютно невидим сзади. Его можно было заметить только со стороны дороги, и даже оттуда было очень сложно его разглядеть, потому что всё, что там было видно, было практически тем же, что там было и на самом деле – кусок травы, освещённый уличным фонарём.
Но Уилл знал, без всякого сомнения, что этот кусок травы на другой стороне находился в другом мире. Он не мог бы сказать, почему он был в этом уверен. Он знал это сразу же, знал так же точно, как то, что огонь жжётся, и что доброта – это хорошо. Он смотрел на нечто, бывшее совершенно чужим.
И этого было достаточно, чтобы заставить его наклониться и посмотреть дальше. То, что он увидел, заставило его голову кружиться, а сердце биться быстрее, но он не сомневался: он пропихнул туда свою сумку, а затем пробрался туда сам, сквозь дыру в ткани этого мира в другой мир.
Уилл увидел, что стоит под колонной деревьев. Но не грабов – эти деревья были высокими пальмами, и, как и в Оксфорде, они были посажены в линию вдоль травы. Но это был центр широкого бульвара, и по сторонам его выстроились кафе и маленькие магазинчики, все – ярко освещённые, открытые, абсолютно тихие и пустые, под небом, полным звёзд. Горячая ночь была наполнена ароматом цветов и солёным запахом моря.
Уилл осторожно огляделся. За спиной полная луна освещала далёкую гряду больших зелёных холмов, и на склонах у их подножия были дома с богатыми садами, и открытый парк с кущами деревьев, и белый отблеск классической церкви. Прямо за ним в воздухе был вырез, такой же незаметный с этой стороны, как и с той, но он определённо был здесь. Он наклонился, чтобы посмотреть сквозь него, и увидел Оксфордскую дорогу, в своём собственном мире. Он повернулся, вздрогнув: чем бы ни был этот новый мир, он должен был быть лучше того, что он только что покинул. Ощущая какую-то лёгкость внутри головы, и чувствуя, что он спал и бодрствовал в одно и то же время, он встал и огляделся в поисках кошки.
Её нигде не было видно. Без сомнения, она уже исследовала эти узкие улицы и садики за ресторанчиками, чьи огни выглядели столь привлекательно. Уилл поднял свою изодранную сумку и медленно пошёл через дорогу по направлению к ним, двигаясь очень осторожно на случай, если это всё вдруг исчезнет. В воздухе этого места было что-то средиземноморское, или, может быть, карибское. Уилл никогда не был за пределами Англии, и не мог сравнить это с чем бы то ни было из того, что он знал, но это было одно из тех мест, где люди выходили поздним вечером, чтобы поесть и выпить, танцевать и наслаждаться музыкой. За исключением того, что здесь никого не было, и тишина была оглушающей.
На первом же углу, до которого он дошёл, стояло кафе, с маленькими зелёными столиками на мостовой, оцинкованным сверху баром и кофейным автоматом. На некоторых столиках стояли полупустые бокалы; в одной пепельнице лежала сигарета, истлевшая до самого фильтра; тарелка ризотто стояла рядом с корзинкой засохших рогаликов, твёрдых, как картон.
Он достал бутылку лимонада из холодильника за баром, а затем, перед тем как бросить фунтовую монету в кассу, ему пришла в голову мысль. Закрыв кассу, он открыл её заново, догадавшись, что здешние деньги могут подсказать ему, где он находится. Валюта называлась корона, но это ему ничего не сказало.
Он положил деньги обратно, и открыл бутылку открывалкой, привязанной к прилавку, прежде чем покинуть кафе и отправиться вниз по улице в сторону от бульвара. Небольшие магазины, овощные и хлебные, стояли вперемешку с ювелирными и цветочными, а завешенные бисерными занавесками двери вели в частные дома, где кованые железные балконы, полные цветов, нависали над узкой мостовой, и где тишина, будучи закрытой, была ещё более заметна.
Улочки вели вниз, и довольно скоро они привели на широкую улицу, где пальмы поднимались высоко в воздух, а нижняя сторона их листьев блестела в свете фонарей.
А на другой стороне улицы было море. Уилл смотрел на гавань, ограниченную слева каменным волноломом, а справа был мыс, на котором стояло большое здание, с каменными колоннами, широкими ступеньками и резными балконами, залитое светом прожекторов посреди кустов и деревьев. В гавани стояли на якоре одна или две вёсельные лодки, а за волноломом звёздный свет мерцал и переливался на спокойной поверхности моря.
К этому моменту усталость почти исчезла. Уилл совершенно проснулся и умирал от любопытства. Время от времени, проходя по узким улочкам, он протягивал руку, чтобы прикоснуться к стене, или двери, или цветам в оконном ящике, и все они были убедительно настоящие. Теперь он хотел прикоснуться ко всему ландшафту, лежавшему перед ним, потому что это было слишком много для одних глаз. Он стоял неподвижно, глубоко, и почти испуганно дыша. Он вдруг понял, что всё ещё держит в руке ту бутылку, что взял из кафе. Он отпил из неё, и это было именно тем, чем и казалось – ледяным лимонадом, и это тоже было прекрасно, потому что ночной воздух был горячим.
Он побрёл направо, мимо отелей с навесами над ярко освещёнными дверьми, с маленькими бунгало за ними, пока он не добрался до маленького мыса, и до сада на нём. Здание посреди деревьев, с покрытым фресками фасадом, освещённым прожекторами, было, по всей видимости, оперой. Повсюду между увешанными лампами олеандровыми деревьями разбегались и переплетались дорожки, но не было слышно ни одного звука: ни ночных птиц, ни насекомых, ничего, кроме шагов Уилла.
Единственным звуком, который он мог услышать, был ритмичный, тихий плёск небольших волн на пляже за пальмами на краю сада. Уилл отправился туда. Сейчас был наполовину прилив, или, может быть, наполовину отлив, и несколько педальных прогулочных лодок были выстроены в ряд на белом песке за линией прилива. Каждые несколько секунд небольшая волна выплескивалась на берег, прежде чем медленно вернуться и исчезнуть под следующей. А где-то на расстоянии пятидесяти метров от берега из воды возвышалась платформа для прыжков в воду.
Уилл присел рядом с одной их лодок и стряхнул с ног свои ботинки, дешёвые туфли, которые уже разваливались и сдавливали его горячие ступни. Он положил носки рядом с ними и погрузил свои пальцы глубоко в песок. Несколько секунд спустя он отшвырнул в сторону остальную свою одежду и вошёл в море. Вода была восхитительной температуры где-то между прохладной и тёплой. Он добрался до платформы и, подтянув себя вверх и усевшись на её размягчённую водой палубу, посмотрел на город.
По правую руку была гавань, прикрытая со стороны моря волноломом. За ней, на расстоянии около мили, стоял маяк, выкрашенный в красно-белую полоску. А за маяком смутно возвышались далёкие откосы, а дальше за ними – те самые огромные зелёные холмы, которые он заметил с того места, где впервые появился.
Поближе были светящиеся деревья в саду какого-то казино, и городские улицы, и набережная с отелями, и ресторанчиками, и магазинчиками, залитая тёплым светом, и всё это совершенно безмолвное и пустое. И безопасное. Никто не смог бы последовать за ним сюда. Люди, которые обыскивали его дом, никогда не узнают, полиция никогда его не найдёт. Чтобы прятаться, у него был целый мир. Впервые с того момента, как он удрал из собственного дома этим утром, Уилл почувствовал себя в безопасности. Он опять хотел пить, да и есть тоже, ведь в последний раз он ел в другом мире.