Он вскочил с кровати и пошел сквозь гнетущую тишину огромного дома и пыльные полосы света на кухню. Они с Лайрой спали в комнатах слуг на чердачном этаже, не чувствуя себя уютно в огромных кроватях, которые располагались внизу, поэтому путь на кухню был неблизким и давался нелегко.
– Уил, – произнесла Лайра голосом, полным участия и отошла от плиты, помочь ему дойти до стула.
Уил чувствовал головокружение. Наверное, он потерял много крови, хотя какие могли быть в этом сомнения, когда доказательства запятнали его всего и раны до сих пор кровоточили.
– Я как раз готовлю кофе, – сказала она. – Ты хочешь кофе или сначала сменить повязку? Я сделаю все, что хочешь. В холодном шкафу есть яйца, но я не могу найти консервированных бобов.
– В таком доме бобов не бывает. Сначала повязку. В кране есть горячая вода? Я хочу вымыться. Так ужасно быть в крови…
Лайра пустила горячую воду и Уил разделся до трусов. Он был не в том состоянии, чтобы смущаться, но Лайра смутилась и вышла. Уил вымылся, как мог и вытерся столовыми полотенцами, висевшими на веревке около плиты. Затем вернулась Лайра. Она нашла одежду для него, рубашку, парусиновые брюки и ремень. Он оделся, и она разорвала свежее полотенце на полосы и заново перевязала его. Она сильно беспокоилась о его руке. Не только потому, что раны все не закрывались, но и потому, что остальная рука распухла и покраснела. Но он ничего не говорил по этому поводу, не стала и она.
Затем Лайра сделала кофе и поджарила черствый хлеб, и они взяли все это в большую комнату, выходящую окнами на город. Когда они поели и попили, Уил почувствовал себя немного лучше.
– Спроси-ка алетиометр, что делать дальше, – предложил он. – Ты его еще не спрашивала об этом?
– Нет, – ответила она. Я теперь делаю только то, что ты скажешь. Я думала спросить этой ночью, но не спросила. И не буду спрашивать, если только ты не попросишь.
– Сделай это сейчас, – сказал Уил. – Теперь в этом мире так же опасно, как и в моем. Сначала брат Анжелики. И…
Он остановился, поскольку Лайра начала что-то говорить одновременно с ним, но умолкла. Она собралась с духом и продолжила.
– Уил, вчера кое-что произошло, но я тебе не рассказала. Мне следовало бы, но случилось так много всего. Извини…
И она рассказала ему все о том, что она видела из окна башни, пока Жакомо Парадизи обрабатывал рану Уила: как Тулио был окружен Спектрами, как Анжелика увидела ее в окне, о ее ненавидящем взгляде, об угрозах Паоло.
– И помнишь, – продолжала она, – когда она первый раз разговаривала с нами? Ее младший брат сказал «Он собирается достать…», а она не дала ему закончить, она шлепнула его, помнишь? Готова поклясться, он собирался сказать, что Туллио отправился за ножом. Поэтому дети пришли сюда. Если бы они заполучили нож, они могли бы делать все, что пожелают, и, став взрослыми, не бояться Спектров.
– Как выглядело их нападение? – спросил Уил. К ее удивлению, он весь подался вперед и требовательно смотрел на нее.
– Он… – начала она, пытаясь вспомнить точно. – Он начал считать камни в стене. Он как бы ощупывал их по очереди. Но это продолжалось недолго. Потом он как бы утратил к ним интерес и остановился. А потом и вовсе замер, – закончила она и, видя выражение лица Уила, спросила, – зачем это тебе?
– Потому, что… я думаю, что они могут быть из моего мира, эти Спектры. Если они заставляют людей вести себя так, я совсем не удивлюсь, если они пришли из моего мира. И когда члены Гильдии открыли свое первое окно, оно могло быть окном в мой мир и Спектры прошли через него.
– Но в твоем мире нет Спектров! Ты ведь никогда не слышал о них, так?
– Возможно, их называют не Спектрами. Возможно, мы называем их иначе.
Лайра не понимала, что он имеет в виду, но настаивать не стала. Щеки Уила раскраснелись, глаза блестели.
– Так вот, – продолжила она, – важно то, что Анжелика видела меня в окне. Теперь, когда она знает, что нож у нас, она расскажет всем. Она будет думать, что Спектры атаковали ее брата из-за нас. Прости, я должна была сказать раньше, но навалилось столько дел…
– Ну, – сказал Уил, – не думаю, чтобы это изменило что-нибудь. Он пытал старика, и когда он узнал бы, как пользоваться ножом, то убил бы и его и нас. Нам пришлось драться с ним.
– Мне просто не по себе, Уил. В том смысле, что ведь это был их брат. И на их месте мы бы тоже хотели достать нож.
– Да, – согласился он, – но того, что сделано, не изменишь. Нам нужен был нож, чтобы вернуть алетиометр, и если бы это можно было сделать без борьбы, мы бы так и сделали.
– Да, так и сделали бы, – согласилась она.
Как и Йорек Барнинсон, Уил был настоящим бойцом, и Лайра была готова согласиться с ним, что драки лучше было избежать. Она понимала, что это не трусость, а стратегия. Теперь Уил стал спокойней и румянец снова сошел с его щек. Он посидел неподвижно, размышляя.
Затем он сказал, – Сейчас, наверное, важнее подумать о сэре Чарльзе и о том, что будет делать он или миссис Коултер. Если у нее есть эти особенные стражи, о которых они говорили, солдаты, у которых отрезали демонов, то возможно сэр Чарльх прав, и они могут не бояться Спектров. Потому, что я думаю, что Спектры едят демонов людей.
– Но у детей тоже есть демоны. А они не нападают на них. Как-то странно.
– Значит, есть какое-то различие между демонами взрослых и детей, – сказал Уил. – Ведь у них есть различия? Ты мне как-то говорила, что демоны взрослых не могут менять форму. Это может быть связано с этим. И если у этих ее солдат вовсе нет демонов, то, возможно Спектры на них и не нападут, как говорил сэр Чарльз…
– Да, – согласилась Лайра. – Возможно. А она может и не боится Спектров. Она ничего не боится. Уил, она так умна, жестока и безжалостна, что бьюсь об заклад, она могла бы повелевать ими. Она могла бы повелевать ими, как она делает это с людьми, и они подчинились бы ей. Лорд Бореаль умен и силен, но ей не понадобилось много времени, чтобы заставила его делать то, что она хочет. О, Уил, когда я думаю о том, что она может сделать, мне снова становиться страшно…. Да лучше спросить алетиометр, как ты предлагал. Слава богу, он снова у нас.
Лайра развернула бархатный сверток, и любовно погладила золотой футляр.
– Я собираюсь спросить о твоем отце, – сообщила она, – и как нам его найти. Смотри, я поворачиваю стрелки на…
– Нет. Сначала спроси о моей матери. Я хочу знать, все ли с ней в порядке.
Лайра кивнула и прежде, чем взять алетиометр в руки и сконцентрироваться, вытерла ладони и откинула волосы назад. Уил смотрел, как тонкая стрелка целеустремленно кружилась по циферблату, то останавливаясь, то быстро двигаясь, как ласточка, охотящаяся за мухами. Он также видел, как голубые глаза Лайры сияют светом прозрения.
Затем она сморгнула и подняла голову.
– Она до сих пор в безопасности, – сообщила она. Тот друг, который присматривает за ней, очень добр. Никто не знает, где твоя мать, и друг ее не выдаст.
Уил и не представлял, как он беспокоился. Услышав хорошие новости, он немного расслабился, и сразу рана стала чувствоваться острее.
– Спасибо, – поблагодарил он. – Хорошо, теперь спроси о моем отце.
Но прежде, чем она приступила, они услышали крики снаружи.
Они одновременно выглянули в окно. В нижней точке парка, примыкавшей к крайним домам в городе, был ряд деревьев и там происходило какое-то шевеление. Пантелеймон превратился в рысь и направился к открытой двери, внимательно вглядываясь.
– Это дети, – сообщил он.
Уил и Лайра вскочили. Дети один за другим спрыгивали с деревьев, их было сорок или пятьдесят. У многих в руках были палки. Во главе их шел мальчих в полосатой рубахе, и у него в руках была не палка, а пистолет.
– Там Анжелика, – шепнула Лайра, показывая пальцем.
Анжелика шла рядом с лидером, дергая его за руку и поторапливая. Прямо за ними ее братец Паоло шел, возбужденно визжа, и другие дети тоже кричали и махали кулаками. Двое из них тащили тяжелые ружья. Уил уже видел детей в таком состоянии, но не так много, и без ружей.