Выбрать главу

Так что она настроила свой разум и сконцентрировалась изо всех сил на том, чтобы изменить свой вид и поведение так, чтобы совершенно не привлекать к себе внимание. Она проверила себя, выступив из своего укрытия перед моряком, направляющимся куда-то с межком инструментов. Тот обошёл её вокруг, даже не взглянув в лицо.

Она была готова. Она подошла к двери в ярко освещённый салон и открыла её, обнаружив, что комната пуста. Оставив внешнюю дверь приоткрытой, чтобы в случае необходимости можно было убежать через неё, она увидела на противоположной стороне комнаты ещё одну дверь, которая открывалась на лестничный пролёт, ведущий вниз на нижнюю палубу. Спустившись, она оказалась в узком коридоре, вдоль которого шли всевозможные трубы, освещённом ямтарическими фонарями, и проходящем насквозь через весь корпус корабля. По обе стороны коридора были ряды дверей.

Она тихо прошла вдоль коридора, прислушиваясь, пока не услышала голоса. Похоже, проходило какое-то совещание.

Она открыла дверь и вошла.

Около дюжины человек сидели вокруг большого стола. Один или двое из них подняли головы, когда она вошла, посмотрели на неё отсутствующим взглядом и немедленно забыли о её существовании. Она стояла около двери и наблюдала. На совещании председательствовал пожилой человек в мантии кардинала, и все остальные, похоже, были священнослужителями разных рангов, за исключением госпожи Коултер, которая была единственной присутствующей на совещании женщиной. Госпожа Коултер бросила свои меха на стул, и её щёки раскраснелись в тепле.

Серафина Пеккала осторожно осмотрелась и увидела в комнате ещё кое-кого: узколицего мужчину с демоном-лягушкой, сидевшего за столом, заваленным книгами в кожаных переплётах и пожелтевшими листами бумаги. Сперва она подумала, что это был клерк или секретарь, но затем она увидела, что он делал: он пристально вглядывался в золотой инструмент, похожий на большие часы, или компас, останавливаясь каждую минуту, чтобы сделать ещё одну запись в своих бумагах. После этого он открывал одну из книг, методично просматривал оглавление, пролистывал страницы, записывал найденную информацию и снова возвращался к инструменту.

Внимание Серафины вернулось к обсуждению за столом, так как она услышала слово «ведьма».

– Она что-то знает про этого ребёнка, – сказал один из клириков. – Она призналась, что знает что-то. Все ведьмы знают что-то про неё.

– Мне интересно, что знает госпожа Коултер, – сказал кардинал. – Нет ли чего-нибудь такого, что её следовало сообщить нам заранее?

– Мне хотелось бы услышать более прямой вопрос, – ледяным тоном заявила госпожа Коултер. – Ваша Святость забывает, что я женщина, не столь привычная к тонкостям речи, как иерарх Церкви. Что, по-вашему, я должна была знать про девочку?

Лицо кардинала было очень выразительным, но он ничего не сказал. На минуту повисло молчание, а затем один из клириков сказал извиняющимся тоном:

– Видите ли, похоже, что есть какое-то пророчество. Оно затрагивает девочку, понимаете? И все признаки были выполнены. Начиная с событий, произошедших при её рождении. Бродяги знают что-то про неё – говоря о ней, они говорят про ведьмино масло и болотный огонь, очень странно, понимаете? Именно поэтому она успешно провела бродяг в Болвангар. И, кроме того, это невероятное событие с убийством короля медведей, Йофура Ракнисона… Это не обычный ребёнок. Отец Павел, возможно, сумеет сообжить нам больше…

Он взглянул на узколицего мужчину с алетиометром, который моргнул, потёр глаза и посмотрел на госпожу Коултер.

– Возможно, вам известно, что это – единственный оставшийся алетиометр, за исключением того, который достался девочке, – сказал он. – Все остальные были разысканы и уничтожены по приказу Магистериума. С помощью этого инструмента я выяснил, что девочка получила свой от Мастера Джорданского колледжа, и что она самостоятельно научилась читать его, и что она может использовать его без каких-бы то ни было книг и справочников. Если бы я мог не поверить алетиометру, я бы не поверил, потому что просто не могу понять, как можно его использовать без книг. Чтобы достичь минимального уровня понимания, требуются многие годы упорных занятий. Она впервые правильно прочитала его через несколько недель после получения, и к данному моменту владеет инструментом практически полностью. Она непохожа ни на одного Мудреца, которого я знаю.

– Где она сейчас, отец Павел? – спросил кардинал.

– В другом мире, – ответил отец Павел. – Уже слишком поздно.

– Ведьма знает! – сказал ещё один человек, чья демон-крыса непрестанно грызла его карандаш. – У нас есть всё, кроме признания ведьмы! По-моему, надо провести ещё одну пытку!

– Что это за пророчество? – требовательно спросила госпожа Коултер, которая раздражалась всё больше и больше. – Как вы смели утаить это от меня?

Её власть над ними была очевидной. Золотая обезьяна осмотрела сидящих за столом, и никто из них не мог взглянуть её в лицо.

Только кардинал не пошевелился. Его демон, попугай-ара, подняла ногу и почесала за головой.

– Ведьма упомянула нечто экстраординарное, – сказал кардинал. – Я боюсь поверить в то, что, как мне кажется, это означает. Если это правда, то на нас возляжет ужаснейший долг, когда-либо ложившийся на человеческие плечи. Но я спрошу вас снова, госпожа Коултер – что вы знаете про девочку и её отца?

Кровь отхлынула от лица госпожи Коултер, которое побелело от гнева.

– Как вы смеете допрашивать меня? – выплюнула она. – И как вы смеете утаивать от меня то, что узнали от ведьмы? И, наконец, как смеете вы предполагать, что я утаиваю что-то от вас? Может, вы думаете, что я на её стороне? Или, может быть, на стороне её отца? Может быть, вы думаете, что меня стоило бы подвергнуть пытке, как эту ведьму. Что ж, мы все тут подчиняемся вам, Ваша Святость. Вам достаточно щёлкнуть пальцами, и меня разорвут на части. Но даже если впоследствии обыщете каждый клочок меня в поисках ответа, вы не найдёте ничего, потому что я ничего не знаю ни об этом пророчестве, ни о чём-нибудь ещё. Моё дитя, моё единственное дитя, зачатое в грехе и выношенное в позоре, но всё-таки моё дитя, и вы скрываете от меня то, что я имею полное право знать!

– Пожалуйста, – нервно сказал один из клириков. – Пожалуйста, госпожа Коултер, ведьма ещё не заговорила, мы ещё узнаем от неё больше. Кардинал Старрок сам сказал, что она лишь намекнула на тайну.

– А что, если она её не расскажет? – сказала госпожа Коултер. – Что тогда? Будем гадать, так ведь? Будем дрожать, сомневаться и гадать?

Отец Павел ответил: – Нет, потому что именно этот вопрос я подготавливаю в данный момент для алетиометра. Мы узнаем ответ, либо от ведьмы, либо из книг.

– И как долго это займёт?

Тот устало поднял брови и сказал: – Значительное время. Это чрезвычайно сложный вопрос.

– Но ведьма скажет нам сейчас, – сказала госпожа Коултер.

И она встала на ноги. Как бы в трансе от её присутствия, большинство остальных также встали из-за своих мест. Только кардинал и отец Павел остались сидеть. Серафина Пеккала подалась назад, изо всех сил удерживая свою незаметность. Золотая обезьяна щерила свои зубы, и его мерцающий мех стоял дыбом на спине.

Госпожа Коултер закинула его к себе на плечо.

– Давайте пойдём и спросим её, – сказала она.

Она повернулась и вышла в коридор. Мужчины поспешили последовать за ней, толпясь и проталкиваясь возле Серафины Пеккалы, которая едва успела быстро отступить в сторону, будучи слишком взволнованной. Последним вышел кардинал.

Серафина выждала несколько секунд, успокаивая себя, так как её волнение начинало делать её видимой. Затем она проследовала за клириками дальше по коридору в другую, меньшую комнату, где все они столпились вокруг ужасной фигуры в центре: ведьма, плотно привязанная к стальному стулу, лицо перекошено в агонии, ноги перекручены и сломаны.