Спотыкаясь и стараясь не упасть в речку, я отошел от компании по тропинке на холме и приблизился к кустам. Ночь тогда стояла ясная, поэтому хорошо запомнились раскинувшееся пшеничное поле и густой лес неподалеку. Именно под его тенью я и собирался разложить ту блондинку с длинными волосами, хихикающую над любой шуткой и крутящую своим задом перед моим носом весь вечер. Довольно хмыкнув и застегнув джинсы, я обернулся, собираясь идти назад, и чуть богу душу не отдал, потому что увидел за спиной Стаса.
— Твою мать! — воскликнул я, аж подпрыгнув с испугу. — Какого хрена ты подкрадываешься?!
— Извини, чувак, — хмыкнул он и встал подле куста, как и я перед этим. — Ты, наверное, задумался, вот и не услышал меня.
— Наверное.
Почему-то я не стал возвращаться к остальным и вознамерился дождаться парня, докуривая остатки сигареты и начав икать. Я даже чувствовал, как меня качает из стороны в сторону, настолько был пьян в тот момент, но намеревался в таком состоянии не только продолжить выпивать, но и залезть на девчонку.
— Вот это ты набрался, — с улыбкой глянул на меня Стас, застегивая джинсы. — Не хочешь прогуляться? — кивнул он в сторону леса. — А то Марину сегодня поведет домой кто-нибудь другой.
— Я не настолько пьян, — снова икнул я и тряхнул головой, будто бы это могло скинуть опьянение. — Да, блин, что-то меня конкретно прибило.
— У тебя хоть защита есть? Вмиг женатым окажешься.
— Не каркай.
— Идем, — потянул он меня за руку, и я послушно поплелся за ним к лесу. — Давно я у вас не был. Здорово.
— Вообще не помню, чтобы ты приезжал, — говорю заплетающимся языком и глупо хихикаю непонятно из-за чего. Он оглянулся на меня и тоже хмыкнул, словно оценивая мое неадекватное состояние.
— Да ты мелкий был, так что неудивительно. Такого воздуха в городе нет, и звезд почти не видно. А тут и речка, и поле, и целый небосклон.
Это я сейчас уже спустя годы все прекрасно понимаю. И его поведение, и нашу странную прогулку, и его рассказы про детство. Я тоже баки люблю позабивать, особенно девушкам. А тогда я был пьян до такой степени, что старался не свернуть с извилистой тропинки и тупо глядел себе под ноги, периодически забывал, куда мы идем, икал и терял нить разговора, начинал глупо хихикать на пустом месте. Прохлада от речки совершенно меня не освежала, должно быть, скатись я в нее ненароком, то утонул бы на отмели.
Стас посмеивался, глядя на меня, придерживал под локоть, чтобы не свалился в кусты, и сунул мне в рот жвачку, видимо, от меня разило за километр. Мы вышли на окраину леса, где закончился луг и началась пахота. Там он снова задрал голову к небу и мечтательно заговорил о звездах, но стоило повторить его позу, как я не удержался на ногах и таки рухнул аккурат в высокую, начинающую созревать пшеницу. Какие там звезды, если меня штормило так, что даже лежа могло стошнить. Я старался сфокусировать взгляд на яркой, пляшущей по небу луне и внезапно увидел перед собой лицо Стаса.
— Может, это и к лучшему, — сказал он, усевшись на меня верхом. — Нет времени на уговоры. Ты же знаешь, что я завтра уезжаю?
— Нет, — тупо хлопал я глазами, продолжая дебильно улыбаться и даже не пытаясь его сбросить.
— Хочешь, приятное тебе сделаю?
— Хочу.
Говорил, естественно, не думая и даже не понимая, о чем идет речь. Развалился звездой на земле и пялился на медленно склоняющегося ко мне парня. Глаза же закрыл не от намерения поцеловаться с ним, меня тупо тошнило от плывущего изображения. Он коснулся меня губами и сразу скользнул в рот языком. Я глупо хихикнул, слегка его отстранил, но не оттолкнул окончательно. В сущности, мне было без разницы с кем целоваться тогда: с пьяной блондинкой Светой (или Мариной? не помню, честно говоря) или с привлекательным Стасом, уже вовсю изучающим мой рот, зарывающимся пальцами в волосах и шарящим под футболкой руками.
Он пощипывал мои соски, сжимал и гладил член через джинсы, ерзал на мне, потираясь своим стояком о мой пах, а я блаженно целовался, даже не думая трезветь и включать соображалку. Сам гладил его по спине и прижимал к себе, без страха, что нас могут увидеть, не отдавал себе отчета в том, что это парень, не сопротивлялся и не пытался его вразумить.