Я отвернулся. Что поделать: назвался груздем, полезай в кузов; если вызвался провести месяц в обществе Ньюкантри, будь готов к большой нервотрёпке. Впрочем, сейчас это не слишком тревожило меня: я понял, что могу вернуть Татьяну, что я постараюсь её вернуть, что я непременно её верну, — и предвкушение радости заглушало и раздражение, и обиду. Я слушал бодрую походную песнь двигателя, и чувствовал, как душа моя упивается стремительным ходом автобуса через пучины золотой осени.
— Много ты задолжал-то? — спросил я Ньюкантри, окончательно успокоясь. — Скажи, если не секрет…
Он посмотрел на меня с лёгким недоумением:
— Что-что? Задолжал? Кому? Прости, я не расслышал… Я тебе должен что-нибудь? Не помню, не помню!
— Да не мне!.. Этим своим… Которые тебя убить хотят.
Он несколько секунд озадаченно моргал глазами, потом постепенно понял:
— Ах это!.. Ну там, видишь ли… Там долг иного рода… Не денежный. Я тебе об этом не могу сейчас говорить, и ты не обижайся: меньше знаешь, крепче спишь, — тебе же лучше. Это дело действительно секретное.
Зная Ньюкантри, я не сомневался: все подробности действительно секретного дела станут мне известны ещё до прибытия в Стрельцов. Но я ошибся: все подробности дела стали мне известны ещё до наступления темноты.
— Понимаешь, речь идёт не о деньгах, а о драгоценности. То есть, не столько о драгоценности, сколько… В общем, это настоящее сокровище, но сокровище духовное… гм… мистическое! Понимаешь, да?
— Рукопись какая-нибудь? — наугад предположил я и попал.
— А что тебе об этом известно? — встрепенулся Ньюкантри. — Откуда ты знаешь про рукопись?.. Ты знаком с Крымовым?
— Слушай, — сказал я, стараясь говорить как можно внушительнее. — Я тебя ни о чём не выспрашивал. Ты сам начал говорить! Сам! Заметь это! Мне наплевать на твою рукопись и в сущности на тебя самого. Хочешь — говори, не хочешь — молчи!
— Ну, брат… — Ньюкантри по-прежнему терзали страшные подозрения; глазки его напряглись от умственного усилия, губки съёжились, уши покраснели. — Ну, Серый, если ты с Крымовым знаком…
— Не знаком!..
— Да, да, не знаком… — покладисто замотал головой Олег. — Разумеется… Я тебе верю… Ты меня никогда не обманывал… Но ты в следующий раз скажи своему Крымову, что эта вещь — моя! Я её сам нашёл! Я её сам перевёл! А он тут вовсе не причём. Я найду на него управу! Я казаков знакомых попрошу, — они его нагайками!..
— Где же ты её нашёл? — спросил я, пытаясь отчасти поменять тему.
— На Тунгуске! — выпалил Ньюкантри. — Конечно, на Тунгуске, где же ещё? Не в Токсово же, под ёлкой!.. Никто её не видел, кроме меня и переводчиков. Но футляр-то не видели и переводчики!..
Постепенно успокаиваясь, он выложил мне всё. По его словам дело было так. В той памятной экспедиции на Тунгуску никто из участников не рассчитывал найти что-нибудь стоящее. Все знали, что тайга на месте падения знаменитого метеорита хожена-перехожена, копана-перекопана: строго говоря экспедицию правильнее было бы назвать паломничеством ко святым для всякого энэлошника местам. «Хотели побродить там, напитаться энергией… Там знаешь, какая энергия?!. Особо чувствительным экстрасенсам даже дурно становится от избытка!..» Но Ньюкантри никогда не был любителем дальних походов. Всю дорогу он ныл, канючил, требовал особых условий, а когда экспедиция вышла в район болот, решительно отказался идти со всеми и, взяв для компании двух молодых контактёрш, двинул назад. По дороге они, естественно, заблудились, укрылись на ночь в какой-то пещере…
— А там разве пещеры есть?.. Я это место иначе представлял…
— Да мало ли, что ты представлял!.. Говорю тебе: пещера! Глубокая. Девчонки пошли, я за ними… Ну, и потом… Короче, они куда-то не туда свернули… А я в другую сторону направился… И там, — я так понимаю, — произошёл волновой сдвиг…
— Что-что произошло?
— Волновой сдвиг! Не понимаешь? Да ты Губчевского-то читал ли? Как не читал?! Ну, тогда я тебе ничего объяснить не могу! Не думал я, что есть ещё люди, которые Губчевского не читали!.. «Книга откровений Небесного Кашалота»! Она же, кажется, даже в школьную программу уже включена!.. Волновой сдвиг! Это же основа основ! И я его пережил, — представляешь!.. — он гордо скрестил руки на груди и посмотрел на меня долгим взглядом.
— А причём здесь рукопись?
— Ну, как это, причём!.. Без волнового сдвига мне бы рукописи не видать! Только это не рукопись. Это сначала был футляр. Золотой! Я думал, он цельный, а он оказался полым, — но это потом узнали…