– Prisa! – кричит старик. – Ven aqui![4]
– Иду, иду! – кричит в ответ Адриан.
Он запрыгивает на косилку, заводит ее и через секунду оказывается на противоположном конце двора. Я слышу, как он по-испански извиняется перед стариком, но тот в ответ лишь кричит на него, и они продолжают ругаться, пока не скрываются за домом. В старших классах я с горем пополам учила испанский и помню, что «el jefe» значит «босс», но они говорят слишком быстро, и я ничего не могу понять.
Тедди, похоже, встревожен.
– У Адриана будут неприятности?
– Надеюсь, что нет.
С этими словами я обвожу двор взглядом и с изумлением отмечаю, что – несмотря на все Адрианово дурачество с газонокосилкой – свежеподстриженная лужайка выглядит просто фантастически.
Максвеллы установили на заднем дворе небольшой летний душ, чтобы можно было ополоснуться после бассейна. Это крохотная деревянная кабинка размером с телефонную будку, если кто-то, конечно, еще помнит, что это такое; Каролина зачем-то держит там дорогущие шампуни и гели для душа. Тедди идет в душ первым, а я через дверь даю ему указания, напоминая, чтобы не забыл вымыть голову и хорошенько выжать плавательные шорты. Закончив, он выходит из кабинки, завернутый в пляжное полотенце.
– Я – вегетарианский буррито!
– Ты прелесть, – говорю ему я. – А теперь беги одевайся, а я тоже ополоснусь и приду к тебе наверх.
Я вешаю полотенце и уже собираюсь зайти в душевую кабинку, как вдруг женский голос окликает меня по имени.
– Ты же Мэллори, да? Новая няня?
Я оборачиваюсь и вижу, что ко мне через двор нетвердой походкой спешит соседка Максвеллов, невысокая широкобедрая женщина в возрасте. Каролина предупреждала меня, что она слегка не в себе и почти не выходит из дому, однако же она стоит передо мной собственной персоной, одетая в аквамариновое гавайское платье и с ног до головы обвешанная украшениями: на шее многочисленные золотые цепочки с хрустальными амулетами, в ушах болтаются крупные кольца, на запястьях позвякивают браслеты, а пальцы рук и ног унизаны перстнями.
– Я Митци, милая, ваша соседка. А поскольку ты тут новенькая, хочу дать тебе дружеский совет: когда поблизости ошиваются эти газонокосильщики, не стоит сидеть вот так у бассейна, выставляя все напоказ. – Она делает жест в сторону моего торса. – В мое время это называлось провокацией.
Она подходит ближе, и в нос мне ударяет запах жженых тряпок. То ли ей не помешало бы принять душ, то ли она просто хорошо под кайфом. Возможно, и то и другое сразу.
– Прошу прощения?
– У тебя отличная фигура, и я понимаю, что тебе хочется ее продемонстрировать. Конечно, мы живем в свободной стране, и я за то, чтобы каждый мог поступать так, как ему нравится. Но если речь идет об этих мексиканцах, осторожность никогда не помешает. Ради твоего же собственного блага. Береженого бог бережет. Ты меня понимаешь? – Я открываю рот, чтобы ответить, но она не дает мне вставить ни слова. – Может, это и прозвучит расистски, но это правда. Эти люди – они уже однажды нарушили закон, когда пробрались сюда к нам через границу. Так что, если преступник увидит хорошенькую девушку в полном одиночестве на заднем дворе, что его остановит?
– Вы это серьезно?
Чтобы придать веса своим словам, она стискивает мое запястье. Рука ее дрожит.
– Серьезнее не бывает, принцесса. Задницу лучше прикрывать.
Со второго этажа Тедди кричит через сетку, которой затянуто открытое окно его комнаты:
– Мэллори, а можно мне фруктовый лед?
– После того, как я приму душ, – отзываюсь я. – Через пять минут.
Митци машет Тедди рукой, и он скрывается из виду.
– Милый малыш. И мордашка у него такая славная. А вот родители его мне не очень нравятся. Чересчур уж заносчивые. Ты не находишь?
– Ну…
– Когда они въехали в этот дом, я приготовила для них лазанью. Просто по-соседски. И вот приношу я ее им, и знаешь, что она мне говорит? Она говорит: «Простите, но я не могу принять ваш подарок». Из-за мясного фарша.
– Возможно…
– Прости, золотце, но так в подобной ситуации себя не ведут. Воспитанный человек улыбнулся бы, сказал спасибо, взял лазанью и потом выкинул бы ее в ведро. А не швырнул ее мне в лицо. Это невежливо. А папаша еще хуже! Он, наверное, доводит тебя до белого каления.
– Вообще-то…
– Ч-ш-ш, ты еще ребенок. Ты пока не умеешь разбираться в людях. Я теплый человек и очень эмпатичный. Я зарабатываю на жизнь чтением ауры. Ко мне с утра до вечера приходят клиенты, сама увидишь, но не волнуйся, никакими сомнительными делишками я не занимаюсь. После того как мне удалили матку, я потеряла к таким вещам всякий интерес. – Она подмигивает мне. – Скажи, а как тебе живется в твоем домике? Тебе никогда не бывает страшно ночевать тут в полном одиночестве?