Приближалась весна. В Киеве многие молодые люди мечтали присоединиться ко всеобщему движению и искали контактов с более опытными соратниками, которые бы организовали их и возглавили кампанию. Я уехала из Петербурга на юг. По пути я посетила поместье Горани в 15 верстах от Полоцка, принадлежавшее моему отцу. У меня появилась мысль, что я смогу превратить его в место встреч для революционных рабочих, но только безуспешно потратила целый месяц. После этого я отправилась в Киев.
Оказалось, что в Киеве многое успело измениться. Наша коммуна перебралась в симпатичный домик в несколько комнат на Жилянской улице. Свободных мест в доме почти не было. В коммуне появилось несколько новых лиц, которые основали в одной из комнат сапожную мастерскую. Там работали не молодые люди и не неофиты революционного учения, а такие люди, как Сергей Филиппович Ковалик, Владимир Дебагорий-Мокриевич,[19] Фишер и некоторые другие. Им не терпелось выучиться ремеслу, чтобы чувствовать себя более уверенно при ведении пропагандистской работы. Моя сестра уже умерла, и главной в доме стала Мария Коленкина.
Коммуну посещали как местные, так и заезжие революционеры. Здесь ночевали Вера Рогачева и ее подруга Таня Стрюцкая, направлявшиеся на юг, чтобы найти работу в деревнях. Они начали с того, что каждый день ходили в Лавру, где, в обмен на хлеб и жидкие щи, работали вместе с паломниками на монастырских огородах. Пытаясь привыкнуть к тяжелому труду, они работали без передышки и приходили домой усталые и обгоревшие на солнце. Выпив по чашке чаю, они падали на кровать и засыпали. На рассвете они снова отправлялись на работу в холщовых сарафанах.
Старший Левенталь и одна из сестер Каминер поступили на кирпичный завод. Они заставляли себя работать в таком же темпе, как и другие рабочие, и через неделю вернулись совершенно измотанные. Аксельрод и вторая из сестер Каминер постоянно приходили к нам, и мы говорили о том, что следует выбрать ремесло, более подходящее к нашим силам, отказавшись от тяжелой и сложной работы. Студента Лури тоже занимала эта проблема; видя, как легко крепкий, энергичный Ковалик управляется со своими инструментами, он спрашивал его совета всякий раз, как приходил к нам. Наконец Ковалик, потеряв терпение, спросил его:
– Вы хотите стать революционером?
– Конечно.
– Тогда вы должны знать, что это самая опасная из всех профессий, и по сравнению с ней все остальные очень легкие.
Лури так ничему и не научился и эмигрировал при первых признаках настоящей опасности.
Сергей Кравчинский[20] также зашел к нам на пешем пути из Петербурга в Одессу. Он был артиллерийским офицером, другом Рогачева, и вместе с ним работал стряпчим в Тверской губернии. Он хотел более подробно ознакомиться с жизнью народа и, выучившись сапожному ремеслу, ходил от деревни к деревне с мешком за плечами, в котором хранил инструменты и провизию. Будучи членом кружка Чайковского, он сделал остановку в Киеве, чтобы повидаться с товарищами. Поскольку наш дом на Жилянской был известен всему революционному Киеву, каждый новоприбывший считал своим долгом посетить нас и ознакомиться с работой мастерской, которая производила огромное впечатление на молодежь. Во-первых, это предприятие выделялось своей новизной, а маленькая коммуна с радостью приветствовала всех новых гостей. Кроме того, ключевыми фигурами в этой коммуне были очень видные люди, такие, как Дебагорий-Мокриевич и Сергей Ковалик. Ковалик был очень умным человеком, полным энергии и природной внутренней силы. Он отличался исключительной памятью и сообразительностью и в то же время чудесной простотой в своем отношении ко всем людям.