«10 декабря Воскресение Хозяива уехали в костел своему богу молится а я один сижу дома Хотя бы кто прышол може нашлиб чего лишнее в хозяина та пропили покуда он богу молится
11 декабря Сегодня день прошол на побегушках А сейчас собираюсь дрова пилит по своей инициативе
12 декабря Жыву по старому Байдыкы б'ю От нечего делать польскою песню учил… У нас дома собакы лутше гавкают
13 декабря Сегодня много писем получил со всего Советского Союза. Я в газету писал что я сирота ни от кого писем не получаю Так я сегодня 18 шт. получил. Некоторые прыгодные на курево. Которые плохо написано и бумага толстая я сразу позакидал никакой пользы лиш бы время терять».
— Это мне Амос Шитиков подсказал написать в «Красную звезду». Конечно, ради развлечения. Когда я написал, то, честно говоря, не надеялся получить ответа. А тут неожиданно хлынул поток писем. Это же за один только раз приходило по 18–20 штук. Ребята все тоже удивлялись. Шутка шуткой, но я еще раз убедился, какой же у нас действительно сердобольный, отзывчивый народ. А одно письмо, от девчонки из Киева, было так тепло написано, что я решил: если останусь жив, после войны обязательно разыщу ее. Фамилию и имя уже забыл, номер дома забыл, а улицу в Киеве до сих пор помню — Желянская, неподалеку от железнодорожного вокзала. Ходил я по этому адресу, когда попал в Киев после войны. Но мне никто не открыл. Так я с ней и не встретился…
«14 декабря Сегодня занят был получил новое обмундирования Перишывал пуговыцы ато они не надежно прышыты А вечером пропивал старое обмундирования и фокстрот с хозяйкой от сердилась после того свята»
— На фронте иголка была большой ценностью. А ниток мы вообще не видели. Но из положения выходили так: надрезали свой солдатский ремень и из него вытаскивали нитки. Это были настолько прочные нитки, что ими достаточно было пришить один раз.
«15 декабря Сегодня был в лесу у шоферов помогал им качать скаты
16 декабря Сегодня прышол ко мне друг Лях Набрали водягы и ушли в лес Там кокнули с танкистами Так я чуть дополз до квартиры своим ходом
17 декабря На моей квартире собрались большие гости я забрался как комар в щелку и не пикаю»
— Это был командующий артиллерией корпуса генерал-майор Мясоедов со свитой. В таких случаях я обычно уходил из дома или шел на хозяйскую половину. Хотя никто меня не выгонял. Просто сам понимал — там, где высокое начальство, солдату делать нечего. Бывали случаи, когда, войдя в дом, какой-нибудь начальник еще с порога говорил мне: «Сержант, выйди, нам поговорить надо». Но я не обижался. Если у меня было что скрывать от начальства, то и у начальства от меня, наверное, тем более.
«18 декабря После вчерашнего дня мне на сегодня осталась непрыятность но я ее устранил к исходу дня
19 декабря Сегодня утром у моего хозяина прыступ апендецита и он едет в госпиталь и я с ним Его прыняли а меня прогнали Я рад ещо больше Теперь я свободен и еду в колонию Александрувку Дорогой ехал и думал от хорошая болезь апендецит сколько он мне добра зделал Я бы его взял и розцеловал.
20 декабря Сегодня меня вызывал начпггаба чтобы я перешол в землянку хрен ему что бы я туда пошол а хозяйка на кого останется Хоч бы и его апендецит напал на брюхатого. Вечером ходил в лес в кино «Серенады солнечных долин»
— По соседству с домом, где расположились мы с майором Чернухой, жила красивая полька Богда. Там за ней «стрелял» весь полк. Но она была неприступной, всех отшивала. А начальник штаба полка майор Косульников хотел, пользуясь случаем, поселиться рядом. Чтобы, значит, удобнее было добиться своего. Но выселить меня своей властью он не решался, потому что я ему сказал: «Майор Чернуха приказал до его возвращения никого не впускать в этот дом». Тут причина былая другая. Из панского имения мы притащили для Чернухи огромный, шикарный диван. Вот Чернуха и боялся лишиться этого дивана.
«21 декабря Сегодня проверял свой автомат и пистолет на кучность боя хотя я и так знаю но нечего делать. Измерял углы между кухней и штабом и вычислил прецел до одного метра…»