«3 января Сегодня нам тепло я даже уснул часа на 1,5 Поблизу рознюхали деревушку и снесли все белье лишнее т. е. вторую пару и променяли на водку И вот в связи такого дела в нас «таверна» загудела песни пляскы до утра
4 января Сегодня мы поехали на зависленский плацдарм Опять Висла в августе она лутших друзей моих забрала А сейчас январь и Варшаву надо взять только мы ее и возьмем «Ура» Меня оставили на одном к.п.п. где были одни «рамы» Я одну жымнул… Може ТТ. К 12-ти ночи подошла наша колона и я уехал на исходною»
— «Рамы» — это регулировщицы. «Может ТТ» — значит, могли расстрелять на месте. А произошло вот что. Наша разведка ушла вперед, а меня оставили на этом перекрестке, чтобы я встретил полковую колонну и дальше следовал с ней, показывая маршрут. При этом меня предупредили: на морозе можешь не торчать, погрейся где-нибудь в землянке, но с двенадцати ночи и до часу должен быть на перекрестке. Я и «грелся» до двенадцати, а колонна подошла на полчаса раньше. Всыпали мне тогда по первое число, но до «ТТ» дело не дошло — все-таки командование знало меня хорошо. В общем, простили. Хотя «по законам военного времени»… Пожалели, не расстреляли, но могли отдать под трибунал.
А трибунал не всех к стенке ставил или отправлял в штрафные роты. У нас во время войны тоже заключенные были. Однажды по пути в Сталинград я видел, как они строили железную дорогу. Было это в самом конце 42-го. Мы медленно ехали в товарняке и кричали им: «Откуда родом, хлопцы?» Почему-то больше были с юга: Кубань, Дон, Кавказ. Один земляк из Славянска-на-Кубани встретился. Я бросил ему узелок сухарей. На земляка сразу налетел охранник с собакой. Мы не ожидали такого поворота. В нашем эшелоне поднялся шум. Солдаты на чем свет крыли охрану и у кого что было бросали заключенным. Тогда охрана стала оттеснять заключенных от железной дороги, била их прикладами.
Среди наших, заключенных работали и немецкие военнопленные. Потом мы узнали, что кормили их лучше, чем наших, поэтому немцы к нашему эшелону не подходили, и им прикладов не доставалось. Вот так обращались с нашими заключенными — хуже, чем с пленными фашистами.
«5 января Нахожусь на передовой в лесу здесь в 100 раз хуже Костры разводить нельзя в землю не закопаеся грунт песок замерз так его нечем не вковыряеш Ходил на передок в первою траншею здесь ребята жывут полутше в них блиндажы есть вечером возвратился «Спал» т. е. бегал вместе с шоферами.
6 января Сегодня выпало мне задания ехать к своим разведчикам Они где то здесь недалеко на высотке а высотка эта у немцев бельмо на глазу Там у них н.п. и землянка есть Фрицы в 180 м. Получу продукты и как стемнеет еду и там останусь обратно по старой специальности засекать огневых гансов»
— Перед наступлением обычно проводится разведка боем. В это время мы должны были находиться в первой линии окопов или на какой-нибудь возвышенности, откуда хорошо просматриваются немецкие позиции, и с помощью стереотрубы «засекать» огневые точки немцев. Сама стереотруба имела десятикратное увеличение, а когда ставишь еще десятикратную насадку, видно на три-четыре километра. Поэтому она нам намного облегчала выполнение задачи, хотя была очень неудобной — большой и тяжелой.
Разведка боем проводилась так, чтобы немцы приняли ее за основное наступление. Идут танки, пехота, выдвигается на новые позиции артиллерия, причем для пущей убедительности выводили артиллерию на конной тяге — мол, русские бросают в бой все, что у них есть. В этих случаях сознательно жертвовали лошадьми, чтобы только ввести немцев в заблуждение и заставить их открыть свою систему обороны. Конечно, немцы тоже не дураки. Но иногда такой маневр удавался.