«26 января Заняли город Вольштейн А Познань обошли… В этом городе много военнопленых руских американцев французов голанцев норвегов Ах как они нас прыветствовали за свое освобождение нельзя описать…»
— Когда подошли к лагерю, окружили его и остановились. Кто находился в этом лагере, нам было неизвестно. Какое-то время длилась жутковатая тишина. Через колючую проволоку на нас смотрели совершенно нечеловеческими глазами истощенные, полуозверевшие люди. Они не могли не знать, что пришли их освободители. А я не мог понять: то ли они нам не доверяют, то ли просто не верят в свое близкое освобождение? Почему молчат?
Сколько тянулась немая сцена, сказать не могу. Но в какой-то момент в этой страшной тишине из-за проволоки раздался крик: «Эй, славяне!!!» И тут все сдвинулось. Наши солдаты побежали к проволочному заграждению, танки двинулись к большим железным воротам. Но из лагеря закричали: «Стойте! Не прикасайтесь к проволоке и к воротам — они под током!» Заключенные показали нам трансформаторы. Мы тут же забросали их гранатами. Однако на территории лагеря, как нас снова предупредили, может работать автономная электростанция. Тогда кто-то из солдат подошел к проволоке и, взяв свой автомат за деревянный приклад, стволом попробовал, есть ли напряжение. Тока не было. Это послужило сигналом. Танки снесли ворота и ограждение. Люди из лагеря бросились к нам. Повисали на шее, на руках, целовали нашу форму, автоматы, танки…
Трудно было удержаться от слез. А они не плакали. Их лица нам казались по-прежнему каменными и ожесточенными. Плакать они стали потом — когда полностью осознали, что освобождены. Старшим в нашей группе оказался майор Королев. К нему и подошли заключенные, попросили разрешения вооружиться. Королев не возражал: «Если у вас есть чем, вооружайтесь». В мгновение пожарными баграми и кирками они сорвали двери со склада оружия на территории лагеря. Там оказались старые мадьярские винтовки с длиннющими стволами. Через несколько минут все заключенные ходили вооруженные этими винтовками. И только потом мы поняли, зачем им нужно было оружие. Как они нам рассказали, три года немецкие фрау мордовали их на домашних работах еще больше, чем охранники с овчарками на местных каменоломнях. Вот они и ринулись в город рассчитаться. Решительнее всех действовали американские заключенные. За полдня они в городе хороший шмон навели…
Тут майору Королеву пришлось решать еще одну трудную задачу. Заключенные сказали, что весь лагерь заминирован и в любой момент может быть взорван. А где находится центральный пульт, никто из них не знал. Как быть? Решили, что надо найти ту самую автономную электростанцию. Если пульт не там, то без напряжения он все равно действовать не будет. А территория лагеря была такой огромной, что, сколько я по ней ни бродил, границ не видел. Американцы вызвались помочь найти электростанцию. И действительно, ее нашли и уничтожили.
«Два генерала здесь было один француз другой италянец Их повезли в штаб А я газовал с американцами девок немок им прывел. Они попервах отказывались стеснялись А потом когда подвыпили за уважения меня стали целовать Я это отстранил погуляли хорошо. Ведь мы сегодня находимся в 12 км. от немецкой територии где жывут настоящие Арийцы Американцы восхищаются нашыми солдатами а именно их бестрашыем и вьшосливостю. Говорять что руские непобедимы»
— С американцами мы хорошо погуляли. Эти ребята как-то и по духу и по настроению оказались нам ближе. Хотя многому у нас удивлялись. К примеру, их очень заинтересовала наша обгоревшая машина ЗИС-5. Кабина у нее почти вся выгорела, щитка приборов вовсе нет, от руля осталась одна железная арматура, а мы на этой машине ездим. Ходили американцы вокруг нее, как вокруг какого-то редкого музейного экспоната, и все задавали один и тот же вопрос: «Неужели она может двигаться?» Водитель сел за руль, соединил каких-то два торчащих внизу проводка — это значит включил зажигание, завел двигатель и поехал. Американцы в восторге аплодировали и смеялись: «Такая надежная техника может быть только у русских!» А потом, уже за столом, показывали нам немецкие газеты с карикатурами на русских солдат, где мы были изображены все увешанные орденами и медалями, и спрашивали: «А почему у вас на груди нет наград? Вы что, плохо воевали?» Когда мы начали доставать свои награды из карманов, они хохотали до слез.
Никто из наших не знал английского, а из американцев — русского. Поэтому мы объяснялись на каком-то интернациональном языке. Я немного говорил по-польски, один поляк — немного по-французски, и немного по-французски говорили некоторые американские летчики, которые воевали во Франции. Этого нам хватало, чтобы понять друг друга.