7 марта Сегодня возил фрица в штаб Он оказывается не рядовой а унтер офицер так что мы с ним одного звания Он на меня часто смотрит из под лоба Я через переводчика спросил что разве он меня не узнае ведь я с ним первый познакомился в траншеи правда може он сердится до сих пор за суп Так я ему давал взамен консервов…»
— Первый раз ходить в разведку мне довелось еще в то время, когда я служил в саперном батальоне. Было это на Дону. Пехотной фронтовой разведке тогда придавались саперы для того, чтобы проделывать проходы в минных заграждениях. Переправились мы ночью на лодке через Дон, вошли в затон и поднимались по нему с километр — до тех пор, пока не нашли на берегу густые заросли. Здесь можно было высаживаться. Первыми пошли мы, саперы. Смотрели внимательно, какая трава: если примята — здесь немцы могли выставить мины, если не тронута — шли туда. Командовал разведчиками старший сержант. Мужик опытный, воевал еще на Халхин-Голе. Когда в небольшой лесок вошли, наткнулись на машины в аппарелях. Значит, здесь будет сильная охрана. Обошли машины и двинулись по опушке.
Вдруг видим: на дороге стоит одна машина. Шофер качает колесо, а кто-то, наверное офицер, сидит в кабине и насвистывает какую-то мелодию. Брать его в кабине труднее. Решили подождать. Сержант нам, саперам, говорит: «Мы сейчас — к машине, а вы укройтесь где-нибудь здесь. Сидеть и ждать нас. Ваша помощь понадобится, если завяжется перестрелка». Разведчики подбирались к машине, как я до войны заходил на кабанов, — против ветра. Чтобы ни случайным шорохом, ни даже запахом себя не обнаружить. Офицер в кабине продолжает свистеть. Потом заговорил с шофером. Речь не немецкая. То ли румынская, то ли итальянская. Хлопнула дверца. Он вышел, ударил ногой по колесу, заложил руки за спину и потихоньку побрел по дороге. Тут его и взяли наши ребята. Двое как из-под земли выросли рядом, и через секунду — уже никого не видно. Все произошло так тихо, что шофер как качал шину, так и продолжал свое дело. Но недолго. Скоро и он оказался связанным и с кляпом во рту.
Возвращались к затону строго по своему следу, чтобы не напороться на мину. Но в лодку все мы поместиться не могли. Я предложил: давайте пленных, оружие и свою одежду в лодку, я сяду на весла, поскольку с лодкой управляться умел хорошо, а остальные — в воду и держатся за борта лодки. Так и сделали. Когда уже были на середине реки, немцы нас заметили. Целый фейерверк из ракет устроили. Стрельбу подняли как во время боя. Но переправились мы благополучно. Вышли на свой берег, и только тут сержант вытащил кляп у офицера. На вид молодой очень, лет девятнадцать-двадцать, не больше. Первое слово, которое он сказал, было «мама». Сказал по-русски. Мы даже опешили. Ведь на том берегу слышали чужую речь. Но нет, в конечном счете оба — и офицер, и шофер — оказались итальянцами. А почему он произнес «мама» на русском языке, узнать не довелось — сержант приказал нам возвращаться в свою часть.
«8 марта Сегодня в 6 ч. утра артподготовка началась Совпадение и женскый праздник артподготовка длилась 5 ч. От крепкая была Когда взвилась серия красных ракет сигнал в атаку мы поднялись и с крыком «ура» побежали к фрицевским траншеям уцелевшие фрицы бежать мы им в догонку с автоматов начали шыть Ворвались в деревню А здесь паника Мы начали ее разбирать Я четыре диска патрон выпустил Начал гранаты лымонкы бросать где погустей гансов было. Когда как закрычить мой Михаил я к нему но помоч не мог не в чем Ему пуля разрывная попала прямо в грудь Я возле него залег потому что прямо на меня шли 8 фрицев Я в них бросил противотанкового Кто с них остался жыв тот убежал
Когда деревня была взята я попросил чтобы отпустили нас похоронить Мишу Вернулись похоронили мы его за городом на перекрестке дорог. Нас осталось четыре теперь. Ну браты теперь за Мишу будем ногти вырывать. Как я теперь его любимой напишу Мне Амос сказал напишем вместе когда выйдем на отдых с условием если останемся жывы. Незаметно мы догнали своих А все же не верится что Миши нет с нами»
— Когда я подбежал к Мише Шуралеву, он был уже мертвый. А в груди страшная рана. Даже раной это не назовешь. Грудь вся вырвана. Все залито кровью, только белые косточки ребер торчат. Вижу, теперь ему уже ничем не поможешь, поэтому побежал дальше, за немцами. Надо завершать главное дело…