За окном были тишина, покой и ровно никаких ответов на вопросы.
Слева, где улица поворачивала в горку и одинокое дерево отбрасывало скупую тень, что-то зашевелилось. Ула пригляделась и заметила собаку. Собака была лохматой и крупной, но, какой породы, издалека сказать было сложно.
Ула смотрела на собаку, и ей казалось, что та смотрела на неё. Такая же одинокая и бессонная. Немного поколебавшись, девочка решила выйти на улицу и попробовать подманить бедолагу. С животными Ула всегда ладила хорошо, они её слушались. «Скорее всего, – рассуждала девочка, – сбежала у кого-то из соседей». Откуда ей ещё тут взяться? Родители утром обязательно разберутся и вернут её владельцам, а пока она приютит четвероногого друга на ночь и чем-нибудь накормит.
Ула на цыпочках спустилась, прихватила из холодильника начатую упаковку ливерной колбасы, надела ботинки, куртку поверх пижамы и вышла на улицу. Она шла медленно, чтобы не спугнуть собаку, но та, увидев Улу, всё равно вильнула на соседнюю улицу и теперь наблюдала из-за угла.
«Ну это уж не дело – убегать от еды и ночлега посреди холодной ночи», – возмущалась про себя Ула, но продолжала идти за собакой. Когда она дошла до поворота, то увидела, как морда выглядывает уже с другого конца переулка.
– Иди ко мне! – поманила она собаку колбасой, но та не шевельнулась, только убедившись, что девочка следует за ней, снова скрылась за поворотом.
Ула прибавила шагу и укуталась в куртку. «Вот же выдались и день, и ночка!» – думала она, но продолжала идти за собакой, пока они не оказались в пустом городском парке.
Задаваясь вопросами, что такое нашло на неё сегодня, куда и зачем она отправилась днём и что делает здесь, в парке, ночью, Ула подошла к собаке довольно близко, чтобы разглядеть её и понять – это была никакая не собака.
Это был волк.
Белый, местами пепельный мех переливался под лунным светом. Зверь не сводил с девочки пронзительных глаз. Ула замерла в ужасе, и упаковка колбасы выскользнула у неё из рук. События коротких двенадцати лет жизни проносились перед глазами с бешеной скоростью. Растерянная и напуганная, Ула и шагу не могла ступить, чтобы двинуться с места. Голос от волнения снова пропал, и всё, на что Ула была способна, – это опять хватать ртом воздух. Словно по велению сердца, она подняла руки. Как будто хотела показать волку, что не собирается на него нападать. В следующее же мгновение зверь сделал один-единственный молниеносный бросок, всё, что Ула успела почувствовать в тот момент, – это как тёплые волчьи лапы коснулись её ледяных ладоней.
Побег
Свет редких ночных фонарей падал в комнату через высокое мутное окно. Он пятнами выдёргивал из темноты край кровати, тумбочку, кривой гвоздь в стене, ещё одну кровать, проход между ними и двоих шептавшихся в темноте.
– Говорю тебе, надо прямо сейчас! – шипела девочка, отколупывая ногтем краску с металлического набалдашника.
– Сейчас? У нас все вещи забрали! – возражал ей мальчик, мотая головой.
– А вдруг эта за нами утром вернётся?
– Там холодрыга. И что мы есть будем?
– Одежду чью-нибудь из раздевалки стащим. А еды в кухне полно! Альбина объедки до утра не выносит.
На соседних кроватях спали другие дети, к разговору никто не прислушивался, никому не было дела до того, что на этот раз задумали эти Афанасьевы.
Брат и сестра были первыми в числе нарушителей порядка, они постоянно попадали во всякие истории и получали за это самые разнообразные наказания. Их не выгоняли только потому, что из Изневедческого государственного особого интерната никого не выгоняли. Учащимся вообще строго-настрого запрещалось покидать территорию и разговаривать с посторонними.
Нина и Алек Афанасьевы, брат и сестра, что шептались под покровом ночи, жили в ИзГОИ, сколько себя помнили. Они, так же как все остальные воспитанники, никогда не выходили за забор и о жизни снаружи знали только со слов учителей и воспитателей. Возможно, именно поэтому Алек хотел основательно подготовиться к путешествию. Он был рассудительнее сестры, хотя и младше её на целых четыре минуты.
Ещё утром они не думали ни о каком побеге. Всё изменилось за обедом. Нина сидела за столом. Ей давно наскучило ковыряться в склизкой тушёной капусте. Она отставила тарелку в сторону и смотрела в окно в поисках хоть чего-нибудь интересного. День был серый, и пейзаж был знаком до зевоты. Деревья давно сбросили листву, выставив напоказ вместо пышных крон худые, скучные ветки. Смотреть особо было не на что, и Нина развлекалась тем, что угадывала узоры на грязном оконном стекле.