Сальваторе целует меня в лоб.
— Пойдем наверх.
— Конечно. — Я киваю и поворачиваюсь к Иларии. — Не хотите с нами?
Она не сразу отвечает. Кажется, она слишком занята моей рукой, сцепленной с рукой Сальваторе, наши пальцы переплетены.
— Нет... У меня полно дел. — Она смотрит на меня, затем быстро поворачивается и идет к стулу, чтобы взять свое пальто и сумочку. Дела в три часа ночи?
— Я позвоню тебе завтра. Проследи, чтобы швы не разошлись, — бросает она через плечо и уходит. Я точно не знаю, но мне кажется, что в ее глазах стояли слезы, перед тем как она выскочила из медпункта и вошла в лифт, двери которого тут же закрылись.
Когда мы добираемся до пентхауса, я иду на кухню.
— Хочешь что-нибудь перекусить? — спрашиваю я.
— Да.
— Хорошо, я проверю, не оставила ли Ада что-нибудь в холодильнике. Ты хочешь что-нибудь конкретное?
— Да. — Сальваторе тянет меня за руку и поворачивает к себе. — Тебя. Забирайся на столешницу.
Я поднимаю брови.
Он делает шаг ко мне.
— Сейчас же, Милена.
Когда не шевелюсь, он делает еще шаг вперед, заставляя меня отступить на два шага назад. И еще один. Спиной я соприкасаюсь со шкафом.
— Живо.
Я хватаюсь за край столешницы и усаживаюсь на нее.
— Ты порвешь швы, — предупреждаю я.
— Не порву. Ложись.
Гадая, что у него на уме, я делаю, как он говорит, все это время наблюдая за ним прищуренными глазами. Он кладет руки на стойку, по обе стороны от моих ног, и смотрит на меня снизу вверх.
— Снимай шорты и трусики.
Он ведь говорит не серьезно.
Пока я взираю на него, Сальваторе обхватывает мои лодыжки и наклоняется вперед.
— Сейчас же, — приказывает он и покусывает через джинсы бедро.
Мои руки слегка дрожат, я торопливо расстёгиваю шорты и снимаю их вместе с трусиками. Как только выпрямляюсь, Сальваторе зарывается лицом мне между ног.
Я ожидала, что он начнет медленно, но ошиблась. Сальваторе так энергично сосет клитор, что я вскрикиваю и запускаю руки в его волосы, сжимая темные пряди, пока он облизывает и проводит по нему языком. Затем скользит правой рукой по внутренней стороне моего бедра, все выше и выше.
— Швы, — хриплю я, а затем стону, когда он снова проводит языком по моим складочкам.
— Они у меня с левой стороны, — говорит он, вводя в меня палец.
Мои глаза закатываются, а ноги дрожат. Он вводит в меня еще один палец. Я вскрикиваю и хватаюсь за полку справа. Сальваторе продолжает вылизывать меня, в то время как пальцами двигает во мне, растягивая мои внутренние стеночки, в очередной раз приводя меня в состояние полного блаженства.
— Дорогой Господь, — стону я и откидываю голову назад. Когда чувствую легкие прикосновения к клитору, я кончаю так внезапно, что чуть не падаю с чертовой столешницы.
— У тебя дрожат ноги, — говорит Сальваторе и медленно раздвигает пальцы.
Не только ноги. Мой чертов мозг трясется вместе с остальным телом. Я отпускаю полку, за которую цеплялась, и сажусь на стойке.
— Мы оба могли оказаться на полу, — выпаливаю я, когда удается перевести дыхание. — Ты сумасшедший.
Он качает головой и кладет ладони мне на щеки, глядя на меня из-под опущенных ресниц.
— А я думал, что я «дорогой», — говорит он, — и «Господь».
Я фыркаю в раздражении.
— И к тому же скромный. — Затем качаю головой и прижимаюсь к его рту, пробуя себя на вкус.
— Нет, не совсем. — Он слегка стискивает руки. — И я бы никогда не позволил тебе упасть, Милена.
— Знаю, — шепчу я.
Милена перебирает медикаменты в шкафчике на другой стороне комнаты и делает пометки на листке бумаги. Вероятно, проводит инвентаризацию. Я усилием воли заставляю себя остаться на месте, а не подойти к ней и не увести с собой.
— Ты позволил ей застегнуть себе рубашку, — говорит Илария, меняя мне повязку.
— Да, — отвечаю я.
Илария молчит несколько мгновений, возится с повязкой, но знаю, что она не упустит эту тему.
— Это впервые? Ты не хотел ее вчера еще больше расстраивать? — спрашивает она как бы невзначай будничным голосом.
— Нет. Она делает это довольно часто.
Руки моей матери на мгновение замирают, пока она перевязывает рану. Когда она поднимает глаза наши взгляды встречаются, на ее лице написано потрясение. У меня нет уже той ловкости рук, с поврежденными нервами и двумя пальцами, и я уже много лет с трудом могу выполнять мелкие действия. Слабость. Позволить кому-то застегнуть за меня рубашку — это то, чего я никогда бы себе не позволил. Особенно при свидетелях. И она это знает.