Последние воспоминания начинали приобретать в его голове яркость, и он вспомнил, что увидел перед тем, как погрузился в темноту.
Взглянув в обеспокоенное лицо малыша Шалфея, Лавр опустил взгляд ниже и увидел опоясывающий горло мальчика белый обруч — метку первородной души.
«Значит, не показалось».
— Пожалуйста, простите меня!..
Лавр постарался убедить ученика, что все было в порядке.
— Так ты знаешь, что ты — Первородный? — спросил он у малыша Шалфея.
Почему-то ему казалось, что не знать этого малыш Шалфей попросту не мог. Но мало ли?
— Конечно я это знаю, — закивал головой юный колдун. Но сразу же стыдливо отвел в сторону взгляд и почесал мочку уху. — То есть… знаю, что таких, как я, Вы в этом времени называете «Первородными». Но я себя… «Первородным» не ощущаю. И вообще, — добавил он по-детски, — звучит это как-то неправильно. Пер-во-род-ный. Можно подумать, что моя душа и Ваша не были рождены в одно время.
— Что?..
В висках до сих пор пульсировала боль. Лавр поморщился, и надавил на виски, согревая кожу на них теплом своих пальцев. В этот момент он пожалел, что не обзавелся привычкой носить с собой какие-нибудь болеутоляющие травы или вовсе зелья. Он припомнил, что в городе была ведьмовская лавка, в ней наверняка можно было приобрести пучок-другой зверобоя или корешок имбиря.
— Я ничего не понимаю, — не стал лукавить Лавр, покачав головой. — Ты — Первородный, а значит, помнишь все свои предыдущие циклы, в отличие от таких, как я. В этом наше отличие.
Помимо того, что магия Первородных в десятки раз сильнее.
Малыш Шалфей поджал губы и сел на пол рядом с Лавром. Вид у него был грустный. Даже несколько растерянный.
— Я не помню свои предыдущие циклы, профессор, — сказал мальчик. И замечая удивление Лавра, добавил: — Не так, как это понимаете Вы.
— О чем ты? Все Первородные помнят свои циклы.
— Да, я слышал об этом. — Малыш Шалфей виновато почесал затылок. — Но… дело в том, что у меня их… наверное еще не было?
— Как это не было?
Мальчик вздохнул.
Он не знал, как объяснить понятную для него самого ситуацию.
— Вот представьте, что однажды Вы проснулись… а за ту ночь, что Вы спали, мир изменился до неузнаваемости.
Малыш Шалфей начал свой рассказ с того, что девять лет назад открыл глаза и увидел нависшие над ним незнакомые лица мужчины и женщины. Их обеспокоенные взгляды вызывали в душе новорожденного мага бурю эмоций, но малыш Шалфей не плакал, как все дети. Потому что в отличие от тех, кого называли «обычными», он понимал, что происходит. А значит, причин для слез и крика не было. Он просто начал очередной цикл жизни. Не более того.
— Прошло, наверное, несколько недель, — неуверенно продолжал малыш Шалфей, — почему «наверное»? Вы этого, скорее всего, уже не помните, ведь давно повзрослели, но у детей время идет иначе, чем у взрослых. Особенно у младенцев, которые постоянно спят. Представляете, я каждый раз просыпался и думал: «Я что опять заснул?».
Мальчик улыбнулся, будто сказал о чем-то повседневном.
— Я об этом никогда не задумывался, — сознался Лавр в своей неосведомленности. — Мы говорим о том, что Первородные помнят свои предыдущие циклы, но никто и представить себе не может, что вы помните их с первых минут жизни.
— Не с первых, — поспешил поправить его малыш Шалфей. — Говорю же, память начала восстанавливаться через несколько недель.
— Это не важно. Меня удивляет сам факт того, что Первородные начинают осмысленную жизнь, как только рождаются. То есть, перерождаются. Начинают очередной цикл.
— Вас это пугает? — спросил малыш Шалфей с некой грустью в голосе. — Вот моих родителей новость о том, что я — Первородный, испугала. Пришлось даже сказать, что я соврал.
— Ты признался в этом?
— Конечно. Как только смог более-менее нормально говорить, так и сказал им: «Можете объяснить, что происходит? Как давно закончилась Долгая Ночь?».
— Долгая Ночь? — повторил Лавр.
Малыш Шалфей долго и пронзительно вглядывался Лавру в глаза, а после тяжело вздохнул.
— Вы тоже о ней ничего не знаете, да?
Лавр покачал головой. Хотя о Долгой Ночи уже слышал. Из уст заключенного в тюрьме мага.
— Никогда не слышал… — И тут в груди что-то кольнуло. — Подожди. Ты говоришь о событиях, описанных в детских сказках?
Нехорошее предчувствие начало расползаться по телу неприятным холодком. Малыш Шалфей улыбнулся.
— Значит что-то, да знаете!
— Знаю, — согласился Лавр. — И все же… сказки о Сириусе и Канопусе…
Стоило ему произнести эти имена, как атмосфера в аудитории вновь изменилась. Температура заметно понизилась, Лавр выдохнул облачко белого пара.
— Эти двое… — малыш Шалфей зажмурился, с силой сжав кулаки. — Истории про них никакие не сказки! Эти двое действительно жили!
«Он вновь потерял контроль над своей магией…»
— А ты… был с ними знаком? — осторожно поинтересовался Лавр. — Ты жил с ними в одно время?
— Да… мы жили… Я жил, пока… пока меня не убили.
Злость и обида смешались вместе. Исходившая от малыша Шалфея магия была холодной и угрожающей. Лавр испытал искреннее сочувствие к ученику.
— Не смотрите на меня так, профессор, — через силу улыбнувшись, произнес мальчик. Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. — Видите… как только я испытываю сильные эмоции, моя магия выходит из-под контроля.
— Да, вижу.
— И я не хочу, чтобы кто-то знал, что я — Первородный.
— Понимаю.
«Что случится, если о нем узнают?»
Лавр был уверен, что в таком случае малыш Шалфей вскоре окажется в Министерстве. И там встретит Сириуса.
— Расскажи мне о нем, — попросил Лавр, сменив тему их разговора. — О Сириусе. Ты был с ним знаком?
— Нет. — Мальчик покачал головой. — Мы жили в одно время, но в разных общинах. Моя община была здесь, в восточных землях. А Сириус и Канопус жили в землях Дурмана, ближе к Туманным горам.
«Туманные горы», — Лавр не мог не подумать о том, что это место как магнитом притягивало его к себе все сильнее и сильнее.
— Но я не был с ними знаком… достаточно близко.
— Но ты хоть что-то о них знаешь, — произнес Лавр требовательнее, чем было нужно.
— Кое-что знаю, но зачем Вам?.. — Малыш Шалфей взглянул на Лавра долгим пристальным взглядом. — Не подумайте, что я хочу что-то скрыть. На самом деле моя душа испытала облегчение от того, что кто-то узнал мой секрет.
— О том, что ты — Первородный?
Малыш Шалфей кивнул.
— К слову… не расскажете, как догадались?
У Лавра закислило во рту.
Должен ли он был солгать? Или же сказать правду? Мог ли малыш Шалфей в будущем стать его врагом? Или же наоборот, он станет его союзником?
«Союзники мне нужны», — подумал Лавр.
И признался в том, каким необычным даром обладал.
— Как по мне, — выдал малыш Шалфей по итогу, — глаза Ваши, как и у многих, совершенно не примечательные. Ой, простите! Я не хотел обидеть!..
— Ты не обидел. Я даже рад, что ты так спокойно отреагировал на мой рассказ.
— Вы на мой отреагировали не хуже. — Малыш Шалфей потер нос и шмыгнул носом. На полу гулял сквозняк. — Давайте уже поднимемся на ноги. Не хочу заболеть.
— Да, конечно.
За окном уже было темно.
— Впервые я услышал о Сириусе после начала Долгой Ночи. Если бы я только знал, чем для меня закончится встреча с ним…
✦✦✦
Толиман был слишком мал, чтобы разбираться в тонкостях взрослых разговоров, которые зачастую ограничивались лишь взглядами, покачиванием головы и короткими, недосказанными фразами. Но даже в столь юном возрасте он понимал — отсутствие на небе солнца и луны ничем хорошим для него и тех, кто был ему близок, не обернется. И путь, который они продолжали уже несколько недель по холодным безродным землям где-то на северо-западе континента и сбитые в кровь ноги лишь малая плата за то, что все они еще были живы.
Темнота вокруг была плотной и недружелюбной, давящей и устрашающей. Единственными звуками, которые Толиман слышал, были шарканье его собственных и чужих шагов, а также завывания ветра. Тепло, исходившее от факельных огней, не могло ни согреть, ни облегчить тяжкую ношу их дороги. Толиман это тоже понимал, поэтому чтобы согреться старался думать о чем-то хорошем. Например о днях, когда солнце припекало его кучерявые волосы, а россыпь веснушек на лице становилась заметнее из-за поцелуев солнечных лучей. Так говорила ему мама… Мама.