Почему мать скрыла от нее эти письма?
Почему не дала знать о том, что Лавр все эти месяцы писал ей?
Почему?.. Нет, с каких пор она знала об их отношениях?
И почему была настроена против?
«Будь рациональной. Не поддавайся эмоциям», — Камилла помотала головой и крепче сжала в ладони исписанные знакомым почерком листы.
Даже спроси она у матери о причинах, которыми та руководствовалась, скрывая от нее все это, Иветта вряд ли бы соизволила ей ответить.
Камилле потребовалось несколько минут, чтобы успокоить разбушевавшееся в груди пламя. Не было никакого смысла в том, чтобы терзать свое сердце ненужными обидами. Мать была той, кем являлась, и ни при каких обстоятельствах она не изменится. И не изменит своим принципам. Даже если на кону будет стоять счастье собственной дочери.
Подумав об этом, волшебница начала успокаиваться.
Но стоило ей бросить взгляд на сундук, стоящий на ее столе, и все тело вновь содрогнулось от неприятной дрожи.
Чего она только не надумала за эти месяцы! Сколько проклятий посылала Лавру, желая забыть все, что их связывало. Жалела о том дне, когда они впервые встретились, когда впервые заговорили друг с другом, взялись за руки, поцеловались. Каждый проведенный с ним день казался Камилле зря потраченным временем. Словно часть ее жизни была потрачена впустую. И для всех этих снедавших ее изнутри чувств не было никакой причины. Лишь прихоть матери, решившей, что так и должно быть.
«Ненавижу!..» — в сердцах буркнула про себя Камилла, смахнув с глаз слезы.
Поднявшись, она прошла вглубь своей комнаты, к столу, и, сев на стул, разложила перед собой вскрытые конверты. Вскрыла их, конечно же, не она. И от этой мысли ей стало дурно. Мать не только скрыла от нее письма, но имела наглость читать их!
Что она хотела найти в наполненных извинениями листах бумаги?
О чем хотела узнать?
Лицо Камиллы пылало от гнева и смущения.
В своих первых посланиях Лавр в каждой строчке просил прощения, лишь иногда добавляя что-то о своей жизни в Академии. После он уже писал о том, что стал преподавать и о своих учениках, но письма казались Камилле лишь набором заметок, сухих и безжизненных фактов, словно отчет о проделанной работе. Каждое последующее письмо было короче предыдущего. В знакомом почерке волшебница могла уловить всю ту боль, что испытывал Лавр, беря в руки перо. О чем он думал, когда писал очередное письмо? Считал ли это бесполезным занятием, не получая ответов? Проклинал ли ее так же, как она проклинала его?
Камилла была уверена, что до столь низменных чувств ее Лавр никогда бы не опустился. Он не был способен на такую ненависть.
Достав из ящика небольшую стопку пропитанных лавандовой водой листов, Камилла обмакнула кончик пера в чернильнице и написала в одну строчку «Здравствуй, Лавр!». Но быстро скомкала лист и швырнула его себе под ноги.
«Нет, не так», — подумала Камилла.
И тут же задалась вопросом: «А как тогда начать свое письмо?».
Было ли достаточно простого приветствия? Должно ли оно было быть официальным, или же было достаточно короткого «Привет!».
«Да, так и начну!», — решила Камилла.
Но и такое начало письма ей не понравилось, и второй смятый бумажный комок полетел на пол.
«А может… — подумала волшебница, переводя взгляд с одного письма Лавра на другое, — ну его, это приветствие?»
Ведь ни одно из его писем не начиналось со слов «Здравствуй!» или «Привет!». Лавр опускал эту строчку раз за разом, от письма к письму, словно несколько месяцев назад они и не рассорились в пух и прах. Будто расстались на душевной ноте, пожелав друг другу хорошего пути. А раз так, то им и не нужны были слова приветствий. Лавр просто интересовался ее здоровьем и делами. Спрашивал об ее занятиях, о том, узнала ли она что-то новое из своих исследований? И были ли у нее новые исследования?
Камилла и не заметила, как начала перечитывать его письма. В груди разливалось позабытое девушкой тепло.
Ей было интересно, как бы у них все сложилось, если бы Иветта не встала на их пути? Лавр же не навсегда покинул Министерство. Рано или поздно он вернется, попробует сдать экзамен и сдаст его — в этом Камилла ни сколько не сомневалась. Они бы вместе обедали, гуляли. Делились бы планами на ближайшее будущее. Возможно, обсуждали бы и что-то более далекое. И Камилле не было бы никакого дела до матери и ее принципов! Она бы просто наслаждалась теми моментами, которыми была так насыщенна ее жизнь. И плевать на все, в том числе на мнение матери.
Всего лишь несколько месяцев. Какие-то несчастные, жалкие месяцы. Так быстро пролетевшие, что она и не заметила, как наступила зима. Она столько всего потеряла, но теперь была намерена это вернуть.
Потянувшись к перу, с намерением вернуться к написанию письма, она услышала, как за дверью скрипнули половицы. А затем стук в дверь окончательно отвлек ее от размышлений.
Испугавшись того, что мать вернулась раньше времени и вот-вот увидит разложенные перед ней письма, Камилла не сразу сообразила, что Иветта не стала бы стучать, дожидаясь от дочери разрешения войти. Властная по своему характеру женщина не любила и не терпела никаких ограничений. Тем более в собственном доме.
Но когда осознание того, что в дверь стучался кто-то из слуг, засело в ее голове, Камилла уже умудрилась опрокинуть не только стул, с которого резко встала, но и стоявший на краю стола сундук Лавра. Тот полетел вниз и ударился об пол, создав такой грохот, что дверь в комнату Камиллы распахнулась, ударившись о стену, и на пороге замаячила обеспокоенная служанка.
— Мадемуазель Камилла! — вскрикнула она, подбирая подол служебного платья. — Что у вас происходит⁈
Камилла оглядела беспорядок, устроенный по ее неосторожности, и спокойным тоном, выпрямив спину, заявила, что ничего не происходит. Но пальцы у нее дрожали от волнения. И чтобы скрыть это, она сцепила их за спиной в замок.
— Кто разрешал тебе входить? — спросила волшебница, сурово посмотрев на служанку.
Женщина под ее взглядом струсила, растеряв всю свою бойкость. Бормоча под нос извинения, и склонив голову, она сделала несколько шагов назад, выходя в коридор.
— Я не слышу, что ты там говоришь.
— Мадам вернулась, — проговорила женщина, покорно склонив голову еще ниже. Но голос ее зазвучал громче. — Приказала сообщить вам, что нас почтил своим визитом месье Аллен.
Камилла скрыла тихий вздох. Она не знала, что этим вечером у них должны были быть гости. И сейчас даже была рада этой новости — не придется оставаться с матерью один на один.
— Матушка хочет, чтобы я спустилась и поприветствовала его?
— Да, мадемуазель.
— Хорошо, можешь идти.
Но служанка, словно не услышав ее, осталась стоять на месте.
— Прошу прощения, мадемуазель…
— Ну чего еще? — нетерпеливо пробормотала Камилла, отбивая ритм собственного пульса каблуком туфли.
Не любила она эту женщину. Вот не лежала к ней ее душа и все тут! И дело было вовсе не в том, что Камилла плохо относилась к слугам. Как раз напротив, она знала поименно каждого, кто трудился в их доме. Всегда была вежлива к ним, и никогда не позволяла себе думать, что лучше своих слуг. Но вот именно к этой женщине она не испытывала ни уважения, ни каких других теплых чувств, ведь рядом с ней волшебница ни на секунду не могла расслабиться. Глаза этой женщины видели то, что им было не позволено видеть, а уши слышали малейший шорох.
Камилла нисколько не сомневалась в том, что именно она помогала матери следить за ней и крала адресованные ей письма. И если это было так и, ворвавшись в спальню, она увидела разложенные на столе знакомые конверты, то Иветта вскоре об этом узнает. Узнает о том, что Камилла рылась в ее кабинете.