– Господа, – сказал я. – К сожалению, мы не можем подыскать для вас сторожевую собаку.
Стэн с трудом сдерживал бешенство.
– Мы вовсе не имели в виду сторожевую собаку. Мы просто хотели завести пса, который мог бы облаять непрошеных гостей. – Он схватил со стола газету. – Я хотел сказать, если все это будет продолжаться…
Разумеется, он имел в виду убийство, совершенное прошлой ночью в Пассейике, – третью жертву серийного маньяка, о которой с утра до ночи писали все газеты.
– Джулия целыми днями бывает дома одна, – добавил он.
– В таком случае, отчего бы вам не завести себе чертову сигнализацию? – свирепея на глазах, спросил Уилли и вылез из-за стола. Я бросил в его сторону выразительный взгляд, давая понять, что сам все улажу, но было слишком поздно: он уже завелся. – Почему бы вам не завести себе долбаного агента секретной службы? Эти собаки – они ведь как дети… Их заводят вовсе не для того, чтобы кидать под танки.
Стэн поднялся. Он не собирался вступать в перепалку с Уилли. Он был не только «собачником по натуре», но еще и здравомыслящим человеком.
– Похоже, я ошибся, – сказал он. – Пойдем отсюда, Джулия.
Жена немного замешкалась, он помог ей подняться и решительно повел к двери. Перед тем как переступить порог, она рассеянно поинтересовалась:
– Так как же все-таки насчет собачки?..
Уилли с отвращением поморщился:
– Они безнадежны. – Потом он повернулся ко мне: – Ты не знаешь, почему все безнадежные неудачники тащатся именно сюда? Не нужны им никакие собаки. Они приходят сюда поглазеть на тебя, потому что считают тебя полным дерьмом.
Теперь настала моя очередь злиться, оценивая всю ситуацию в целом.
– Вот и замечательно. Оказывается, это я во всем виноват. О'кей? Теперь ты счастлив?
Уилли расплылся в улыбке. Его настроение могло меняться даже быстрее, чем я предполагал. Он ласково потрепал меня по плечу:
– Ну-ну, не расстраивайся. Ты же ничего не можешь поделать с тем, что ты полное дерьмо.
Единственное, в чем мой друг был прав, так это причина, по которой все эти люди приходили именно к нам. Два случая из моей практики за последний год получили широкую огласку и сделали меня известным адвокатом. Причем одним из них было как раз дело Уилли, так что он, со своей стороны, тоже прославился – как безвинно осужденный, который сумел добиться справедливости. Наслышанные о нас обоих, люди валили сюда валом. Прийти за собакой в наше заведение было куда круче, чем обратиться в питомник или в зоомагазин!
– За пять месяцев мы с тобой пристроили тридцать одну собаку, – сказал я. – Совсем нехило.
– Чертовски нехило, – согласился он. – Кстати, ты идешь завтра на собрание?
Он говорил об очередном заседании нашего общества добровольных инвесторов, которое я имел глупость учредить пару месяцев назад, чтобы тут же горько раскаяться.
Я обреченно кивнул как раз в тот момент, когда зазвонил телефон. Как всегда, сразу после звонка двадцать пять наших питомцев зашлись в бешеном лае. Я снял трубку и крикнул: «Минуточку!» – после чего выждал секунд тридцать или сколько там требуется собакам, чтобы успокоиться, и только после этого сказал: «Алло!»
– Как ты можешь жить в этом лае?
Это был Винс Сандерс, редактор листка, гордо именующего себя местной газетой. Винс, как всегда, бухтел по любому поводу, и на этот раз поводом для недовольства были мои собаки.
– Отлично, Винс. Как дела?
– Ты хотя бы слышал, что я сказал? – проворчал он.
– Я ловлю каждое твое слово.
– В таком случае поймай еще парочку. Загляни ко мне в офис.
– Когда?
– Когда? Через год после августа, идиот.
Несмотря на то, что с вопросом «когда?» вышла осечка, я попытался задать еще один:
– Зачем?
– Ты ведь все еще адвокат, насколько я помню?
– А тебе требуется адвокат?
Он не счел нужным отвечать на этот вопрос.
– Жду тебя через двадцать минут. – И бросил трубку.
По идее, для Винса должен был наступить звездный час. С тех пор как маньяк выбрал в качестве посредника для общения с полицией и читателями одного из его репортеров – Дэниела Куммингза, его газету расхватывали буквально как горячие пирожки.
Этого Куммингза Винс отыскал где-то в Огайо, кажется в Кливленде, и переманил к себе, сделав ведущим репортером криминальной хроники, хотя парню не было еще и тридцати. Я видел его лишь один раз, мельком, и он показался мне слишком правильным, чтобы когда-либо заинтересовать адвоката: эдакий законопослушный гражданин, свято верящий в презумпцию невиновности.