Теперь, надеюсь, понятно, почему у меня имеются все основания искренне ненавидеть этого человека.
В качестве вступительного слова Такер произнес прочувствованную речь во славу своего ведомства. Он говорил о необходимости бороться с преступностью, об ответственности за покой и безопасность мирных граждан и о самоотверженной работе полицейских, закономерным результатом которой и явился арест Дэниела Куммингза. Он бы запросто мог начать свою речь со слов «Уважаемые присяжные заседатели!», потому что буквально каждое слово свидетельствовало о том, что именно к ним он и обращается. Почти наверняка эту телепередачу сейчас смотрят будущие присяжные заседатели.
Как я и предполагал, он даже не упомянул о том, какие обвинения выдвигаются против Дэниела. Такер выразил сожаление, что не имеет возможности поделиться многими впечатляющими подробностями, поскольку это может помешать ведению расследования. Он заливался соловьем по поводу презумпции невиновности, на которую — я абсолютно уверен — ему было совершенно наплевать, если бы не опасение в случае чего получить по шапке.
После вступительной речи прокурора настало время для вопросов прессы.
— Кто выступит обвинителем по этому делу?
— Ваш покорный слуга. — Такер позволил себе скромно улыбнуться.
— Лично вы? — удивился репортер.
— Да, лично я, поскольку считаю это дело исключительно важным, — кивнул Такер. — Сознавая всю ответственность, я хочу находиться на переднем крае. И всегда держать руку на пульсе, если что-нибудь пойдет не так… — Он поиграл желваками, выдерживая эффектную паузу. — Но, поверьте, все будет так, как надо.
— Опять полная неопределенность, — подытожил я, выключая телевизор.
— Вы, как всегда правы, мой господин оптимист, — сказала Лори.
— Ты когда-нибудь имел с ним дело в суде? — спросил Кевин. — Каков он в деле?
— Хорош, но в меру, — сказал я. — Он понимает, что у него связаны руки, потому что за ним стоят очень важные шишки. Беда в том, что он располагает уликами, знает, как идет расследование, и, если бы существовал хоть один шанс из тысячи проиграть это дело, он бы не подошел к нему и близко.
Это было ясно как день: до тех пор, пока мы не узнаем, что за улики имеются в деле, мы не продвинемся ни на шаг. И я принялся звонить Такеру, чтобы договориться о встрече. Его секретарша сказала, что шефа на месте нет, но у нее есть основания считать, что несколько минут назад я мог видеть, как он дает интервью телеканалу Си-эн-эн.
— Мне нужно обязательно встретиться с ним лично, причем сегодня, — сказал я.
Секретарша фыркнула в трубку, давая понять, что она не пришла в восторг от этой идеи.
— Господин Закри сегодня очень занят.
— И все-таки пусть постарается выкроить для меня минутку между делами государственной важности. В противном случае я буду жаловаться судье.
Это была совершенно беспочвенная угроза, поскольку в обязанности обвинителя входит изучать улики, обнаруженные в ходе следствия, а вовсе не встречаться и обсуждать их с адвокатом защиты. Но на секретаршу, похоже, эта угроза подействовала:
— Я поговорю с ним, когда он вернется.
Мы с Кевином отправились на предварительные слушания, а Лори, которой там нечего было делать, решила закончить свое старое дело по проблемам страховой компании.
По дороге Кевин сказал:
— Послушай-ка, что это может быть? — и принялся махать левой рукой, как цыпленок, который пытается взлететь.
— Что послушать? — не понял я.
— Ну, вот это, — он повторил движение рукой.
— Ты хлопаешь себя рукой, как цыпленок крылышком. — Я постарался проявить участие. — Короче, я слышу только шлепок.
— Ты не слышишь, как что-то там щелкает? — спросил он, снова повторяя свой опыт.
— Ничего похожего на щелчки. Только шлепок, а что?
— Какой-то хруст. — Он снова вскинул руку. — Если бы ты знал, как мне неприятно это делать.
— Ну, и зачем же ты это делаешь?
Он не успел ответить, поскольку мы подъехали к зданию суда. Здесь было полно журналистов, что еще раз подчеркивало: процесс предстоит нерядовой и достойный всеобщего внимания. Общественные симпатии явно были не в нашу пользу. Народ, как всегда, придерживался глупого убеждения: уж если полиция кого-то задержала, то это наверняка и есть виновный. А если к тому же принять во внимание, что речь идет об убийце, который держит в страхе весь город, то нам, считай, повезло, что толпа не линчевала нас на месте.
Первым делом я решил познакомить Кевина с Дэниелом. Мне не терпелось услышать мнение коллеги и друга, поскольку я так окончательно и не определился, буду ли заниматься этим делом.
За то время, что мы не виделись, Куммингз успел немного прийти в себя. Он энергично потряс руку Кевина и сообщил, что рад видеть его в «нашей команде». Краем глаза я заметил, как тот слегка поморщился и несколько раз подергал рукой, чтобы убедиться, не повредило ли его суставу крепкое мужское рукопожатие.
— Именно о команде я и хотел поговорить с тобою, Дэниел, — сказал я. — Насколько тебе известно, меня с самого начала наняли представлять Винса и его газету. И тебя — постольку, поскольку ты сотрудник этой газеты.
Он кивнул, соглашаясь, и стал ждать, что я скажу дальше.
— Сейчас ситуация полностью изменилась, и ты волен нанять себе любого другого адвоката.
Он растерянно взглянул на меня, как бы пытаясь понять, куда я клоню.
— Ты хочешь сказать, что не будешь меня защищать?
— Вовсе нет. Я хочу сказать, что ты можешь выбрать любого.
— Включая тебя?
— Включая меня, — кивнул я.
Он улыбнулся, потом повернулся к Кевину и снова пожал ему руку.
— Итак, добро пожаловать в команду… Приглашаю официально.
Теперь, когда мы наконец стали одной командой, пришло время дать Дэниелу кое-какие рекомендации. Я сообщил ему, что предстоящее заседание — процедура в достаточной степени формальная, и все, что от него сегодня требуется, это признать или не признать себя виновным.
— Полагаю, ты станешь настаивать на своей невиновности? — спросил я.
— А как же!
Я сказал, что можно ходатайствовать об освобождении под залог, и Дэниел легко согласился, как будто эта мысль показалась ему само собой разумеющейся. Он сказал, что попросит Винса принести ему чековую книжку и готов внести залог в размере двухсот тысяч долларов. Я между делом мысленно отметил, что покойная жена оставила ему достаточно денег.
— Мне хотелось бы, чтобы ты составил подробный список тех людей, которые имеют на тебя зуб. А также всех тех, кто убежден, что ты способен совершить подобное преступление.
Дэниел сказал, что готов подумать над этим, после чего мы с Кевином покинули его камеру. В зале мы появились раньше, чем представители обвинения. И это было совсем не удивительно, поскольку Такер имеет обыкновение являться в последнюю минуту. Как чемпион, который выходит на ринг последним, он всегда считает себя хозяином положения.
Когда «Его величество» наконец соизволили войти, то сразу увидели меня и подошли поздороваться, буквально освещая весь зал очаровательной улыбкой.
— Рад видеть тебя, Эндрю, — сказал Такер.
Он был единственным человеком, кто обращался ко мне, называя полным именем, которое я не люблю. Если он стремился таким образом задеть меня, то ему это не удалось. В любом случае, я немедленно взял реванш.
— И мне приятно видеть тебя, старина Туки, — сказал я и залюбовался гримасой, которая исказила его лицо. — Ты знаком с Кевином Рэндаллом?
Прокурор повернулся к Кевину и сверкнул такой улыбкой, что тот буквально ослеп на пару мгновений. Они пожали друг другу руки, после чего Такер снова обратился ко мне:
— Я слышал, тебе нужна моя помощь?
— Исключительно в интересах торжества правосудия. Нам нужно встретиться.
— Может быть, сейчас все и обсудим?
— Нет, сейчас мы просто поболтаем и обменяемся фальшивыми любезностями. А мне хотелось бы серьезно поговорить о деле.
Его улыбка сделалась значительно холоднее.
— Если тебе не хватает информации, проводи свое расследование. И кстати, если надеешься на оправдательный приговор, то зря теряешь время. Ни единого шанса.