Хотите избавиться от двадцати влюбленных женщин? Вот вам отличный способ. Собачницы, столь очарованные мной, испарились с фантастической скоростью, словно рядом объявили распродажу с семидесятипроцентной скидкой на все товары.
Судя по тому, как сверкнули глаза Лори, это был именно тот эффект, на который она рассчитывала. Мы остались втроем — Лори, Тара и я.
— Извини, что помешала, Энди, — сказала она. — Я не была уверена, что это ты, подумала: это, наверное, какая-то рок-звезда.
— Так и было! — Я изобразил разочарование.
— Ты не забыл, что мы завтракаем «У Чарли»? Мне надо поговорить с тобой о Дорси.
— Само собой, — сказал я. — До встречи.
Лори кивнула и направилась к машине. Я повез Тару домой, чтобы потом отправиться в ресторанчик «У Чарли» — в пяти минутах от моего дома, если на машине.
Я ехал и размышлял о том, чем ужасная новость может обернуться для меня. Вообще-то меня смерть Дорси абсолютно не касается, но для Лори это удар. И удар весьма ощутимый.
Алекс Дорси — лейтенант в департаменте полиции Паттерсона. Когда Лори только начинала свою карьеру следователя, она находилась у него в подчинении. Ей не понадобилось много времени, чтобы понять — Алекс давно уже перестал быть хорошим полицейским, если и был им прежде. Там, где был хоть один шанс избежать работы, он находил два. Дорси был ходячим наглядным пособием к правилу об отставке после двадцати лет службы: он, по-видимому, считал, что, даже работая, можно вести себя так, словно ты в отставке.
Чуть больше времени потребовалось Лори, дабы обнаружить, что лень — не худший порок Алекса Дорси, скорее прикрытие. Ходили сплетни, будто Дорси берет взятки, но оказалось, что все еще хуже. Дорси вел двойную игру; он был партнером по бизнесу у преступников, которых ему вроде бы полагалось выслеживать. И был таким упрямым и изобретательным сукиным сыном, что долгое время все сходило ему с рук.
Лори мучилась, не зная, что предпринять, но на самом деле выбор был ясен. Ее отец и дядя были полицейскими — хорошими полицейскими, и она с младых ногтей выучила, что то, чем занимается Дорси, худший вариант предательства.
Лори собрала на него кое-какие улики — косвенные, конечно, но надо же было с чего-то начать — и представила их в Отдел внутренних расследований. Никто не санкционировал ее расследование, более того, она знала, что у нее могут забрать это дело. Но убедительные доказательства будет нетрудно найти, и тогда Дорси заплатит за свои грехи.
Практически всем сразу стало известно, что именно Лори настучала на него, и это был первый сигнал, что Дорси так просто не возьмешь. Утечка информации была нарушением правила — тем, кто нашел улики, изобличающие офицера полиции в преступлении, гарантируется анонимность. Действия Лори даже расценивались так, будто она нарушила какой-то смехотворный кодекс круговой поруки — что полицейские якобы не идут против других полицейских, какими бы сволочами эти другие полицейские ни были.
Противостояние принесло в департамент хаос и озлобленность. За год Дорси сплотил вокруг себя довольно сильную клику, и он знал обо всех скелетах в шкафу, даже если большинство не подозревало о существовании самих шкафов. Рядовые полицейские, а возможно, и руководство департамента, разделились на два лагеря, и это стало в открытую называться «Алекс Дорси против Лори Коллинз». И те, кто поддерживал Дорси, видели в Лори врага или еще хуже — предателя.
Наконец Лори поняла, что расследование из-за позиции департамента полиции и мэрии никогда не будет завершено и не принесет никаких результатов. Так что когда наконец пришел приказ, в котором Дорси всего лишь получил выговор за «некорректность», а обвинение в связях с преступным миром и вовсе не прозвучало, Лори была сыта этим по горло. Она ушла из полиции и открыла частное детективное агентство, а я стал одним из ее клиентов. К счастью для меня, впоследствии я стал не только клиентом, но чем-то гораздо большим.
Неделю назад поступила информация, что наружу выплыли новые факты и Дорси грозит арест. К сожалению, эта информация дошла, должно быть, и до самого Дорси, и он предпочел скрыться. Лори открыто признавала, что такое развитие событий заставляет ее чувствовать, что она права, и это было последнее, что мы слышали о Дорси до сегодняшней страшной новости.
Я закинул Тару домой, дал ей печенье и отправился к «Чарли». Вообще это был бар-ресторан преимущественно для болельщиков, однако недавно у них добавилось обширное меню завтраков. Я обожаю Лори еще и за то, что она любит «Чарли» так же сильно, как я, — то есть настолько, насколько вообще возможно любить ресторан. Это замечательное место, где хочется посидеть даже в субботу утром, когда на десяти телеэкранах не транслируется ни одной игры.
Я заказал жареную картошку, свежие фрукты и черный кофе, а потом сел за столик и приготовился слушать. Я знал Лори достаточно хорошо и понимал, что на самом деле ей нужно не поговорить, а выговориться. Дабы понять, что она в своем уме, ей надо было обязательно выговориться. И слушателем был назначен я.
Лори начала с пятиминутного монолога, посвященного Дорси, пересказав некоторые факты. Ничего такого, чего бы я уже не знал, — и это было ей известно.
— Он был плохим человеком. Просто мерзавцем. Ты это знаешь, — сказала она напоследок.
— Да, знаю. Плохим человеком. Мерзавцем.
Лори помолчала с минуту.
— Знаешь, Энди, что меня пугает? Я рада, что он мертв. Когда я об этом узнала, я обрадовалась, — тихо вымолвила она.
И это сказал человек, который, если поймает муху в доме, выносит ее на улицу и выпускает.
— Это нормально, — пытался я поддержать ее.
— Не для меня, — покачала головой Лори.
— Он был продажным полицейским, который ничего другого не заслуживал. — Я подкрутил воображаемый ус и сострил: — Называл консерваторов либералами.
Ее это совершенно не развеселило, и я, хотя понимал, что дело в ее эмоциональном состоянии, а не в качестве моего юмора, сделал еще одну попытку продолжить ту же тему:
— Итак, представление начинается. В роли справедливого адвоката, защитника закона, — Энди Карпентер, в роли защитника тех, кто не может быть оправдан, — Лори Коллинз.
Эту шутку она тоже проигнорировала; да, надо будет записать, чтобы использовать эти перлы для более благодарной аудитории. На самом деле я не переживал по поводу смерти Дорси — мир только стал чище, когда он умер. Он знаменовал собой ужасно неприятную главу в жизни Лори, был для нее чем-то вроде эмоциональной зубной боли, и я очень надеялся, что теперь она сможет забыть об этом.
Но она не могла так просто освободиться от всего этого, и я решил перевести разговор на обсуждение деталей.
— Подозреваемые уже есть? — спросил я.
— Кажется, нет. Пит выдвинул теорию, что его уголовные дружки просто избавились от него, потому что он перестал быть им полезен.
Пит — это лейтенант Пит Стэнтон, мой самый близкий и единственный друг из числа полицейских и один из тех немногих офицеров, кто открыто поддерживал Лори в те времена. Я не удивился, что именно он сообщил ей о смерти Дорси.
— А где его нашли? — спросил я.
— На складе на бульваре Маклина. Дети подняли тревогу, когда увидели дым. Выяснилось, что это горело тело Дорси. — Она глубоко вздохнула и продолжала: — Полагают, что ему отрезали голову, возможно, мачете. Тот, кто это сделал, видимо, унес ее в качестве сувенира. Тело сгорело полностью, его опознали только по какому-то необычному кольцу на пальце.
— И это все? — Я навострил уши.
Она кивнула.
— Но для точности будет проведен тест на ДНК. Слава Богу! Дорси запросто мог убить кого-то, чтобы подстроить всю эту фальшивку. По обе стороны закона люди имеют привычку прекращать преследовать тебя, если думают, что ты мертв.
Мы еще немного поговорили о случившемся, пока не поняли, что сказать-то больше нечего.
— Ты завтра собираешься в офис? — спросила она.
— Скорее всего к полудню. В 9.30 встречаюсь с Холбруком по делу Дэнни Роллинза.
— Надо же! Твои делишки не так уж плохи, да?
Лори подшучивала над тем, что я взял дело Дэнни Роллинза, своего букмекера, потому что мне совсем нечем заняться. С тех пор, как я закрыл дело Уилли Миллера, у меня уже полгода не было хоть сколько-нибудь серьезного клиента. И вовсе не потому, что некого было защищать. Когда закончился суд и Уилли вышел на свободу, а настоящие убийцы были разоблачены, мое имя постоянно мелькало в прессе. Меня называли паттерсоновским Перри Мейсоном. С тех пор любой уголовник только и мечтал, чтобы я стал его адвокатом.