— Убью! — Чон Джа замахивается, но он делает шаг вперед и перехватывает ее руку. Смотрит ей в глаза.
— Еще и драться не умеешь. — говорит он каким-то другим голосом. Уже не ехидным, а тихим, и отчего-то низким. Чон Джа пытается вырваться, пыхтит, пробует ударить коленом, он легко блокирует такую возможность, встав еще ближе. Ее лицо краснеет.
— Ах ты сволочь… — говорит она: — вот сволочь, а? Хуже, чем этот!
— И ругаться не умеешь.
— Да ты!
— Правда красивая. Вот чего не отнять. Вредная и красивая. Если сравнивать тебя с едой, то ты очень соблазнительная. Вот как жареная свиная котлетка… знаешь, что вредно, а при одном взгляде на тебя слюнки текут…
— Почему комплименты у тебя такие странные⁈ Кто же девушку с котлетой сравнивает⁈ Еще с тортиком может быть, с десертом каким… — Чон Джа пытается вырвать руку, но у нее не получается и она опускает плечи, сдаваясь.
— Я сладкое не люблю, а вот жареную котлетку из сочной свининки бы сейчас съел. — Бон Хва, находясь в роли наблюдателя — замечает, что их лица совсем рядом. И что Чон Джа — совсем красная.
— Пусти. — говорит она и отводит взгляд в сторону: — пожарю я с утра тебе котлетки. Пусти, говорю… просто рыбка дешевле, вот и все. Я и сама не то, чтобы хотела десять дней подряд рыбу с рисом есть. Просто у тебя мама в больнице и тебе деньги нужны, вот и экономлю как могу… я же не зарабатываю. У тебя на шее вишу. Эти деньги… они маме твоей нужны, а я скоро устроюсь на работу и съеду. Пусти уже.
— Чон Джа. Ты вредная и готовить не умеешь. Но ты на самом деле добрая и справедливая девушка. Ты можешь оставаться в доме семьи Намгун столько, сколько захочешь, по крайней мере до тех пор, пока я тут глава семьи. Временно исполняющий обязанности. Но когда у меня будет мой дом — ты всегда будешь там желанной гостьей… а то и постоянным резидентом, если выразишь такое желание. Если тебя не стесняет житье в однокомнатной квартирке с озабоченным школьником — так озабоченный школьник будет только рад. Кстати, на двери ванной специально защелка сломана. Чтобы случайно заходить, когда ты ванную принимаешь.
— Вот ты специально, да? — Чон Джа отстраняется от него: — только я настроюсь, как ты все портишь! Когда там ты говоришь твои одноклассники в гости придут? Я им устрою! Все про тебя расскажу! И, кстати! У меня третий размер, а не первый!
— А у меня бицепс в объеме пятьдесят пять сантиметров и мужское достоинство полтора метра!
— …
— Ну раз уж мы тут все равно решили начать друг другу врать…
— Слов нет. — вздыхает Чон Джа: — давай я тебя лицо смажу кремом, заживет быстрее. Хочешь, завтра с утра — тональник нанесу? Синяка не будет видно.
— Да пускай. Грязь странствий и шрамы от сражений украшают мужчину. — машет он рукой.
— Ага. Тогда самый красивый мужчина это бездомный под мостом, у него этой грязи странствий и шрамов — ого сколько. Давай сюда свою хитрую морду, намажу ее.
— Разве ты меня не боишься? — он улыбается, несмотря на боль в лопнувшей губе.
— Честно сказать, ты страшный, мистер Хайд. — отвечает Чон Джа, взяла крем с полки, открыла крышечку и принюхалась. Удовлетворенная результатом — сделала жест, чтобы подвинулся поближе. Нанесла немного ему на лицо. Бон Хва замер, чувствуя прикосновения кончиков ее прохладных пальцев.
— Ты страшный, и холодный снаружи. Циничный такой. Но внутри ты мягонький и добрый. То есть цундере.
— Сама ты цундере.
— Хах. И еще одно. Когда страшное чудовище на твоей стороне — это здорово. А ты — на моей стороне. Вы оба — на моей стороне, за что вам спасибо. Надо бы хоть как-то вам отплатить. Лечь спасть рядом с Бон Хва в одних трусиках что ли? Порадовать школьника…
— Это, между прочим, уголовное преступление и растление несовершеннолетних.
— Если ты об этом никому не расскажешь, то и я не расскажу… — воркует Чон Джа, ее лицо оказывается в опасной близости от его лица, а ее прохладные пальцы втирают крем в его кожу… он отворачивается, понимая, что Старший — опять внезапно скинул управление на него и исчез. Вот же… ему срочно нужно отвлечься!
— Я чего-то не пойму, Старший. — мысленно признается Бон Хва, стараясь не обращать внимания на теплое дыхание Чон Джа совсем рядом и на ее пальчики, скользящие по его лицу: — ты же ее вот прямо оскорбил сейчас. И что готовит не умеет и что грудь у нее маленькая и тупая она… кстати это неправда! И грудь у нее нормальная и готовит нормально… правда рыбу одну. И она не глупая!
— Вот это малыш и есть эмоциональные качели. — вздыхает Старший: — компенсация. Сперва ты выводишь человека в одну сторону, словно маятник качаешь, а потом с ускорением двигаешься в другую. Знаешь, на чем основано действие шутки? Сперва — опасность! А потом — да это же не опасно! И наступающее чувство облегчения. То же самое и с брачными танцами. Взгляни на брачные танцы… птиц, животных, кого угодно. Как правило брачный танец состоит из двух элементов — сперва на объект интереса, а потом — откат. Возвратно-поступательно, так сказать. Сперва — наступление, приближение, опасность! А потом — отступление назад. Вызывая интерес. Если все время наступать — вызовешь отторжение. Это как сталкеры или сумасшедшие поклонники — никто их не любит. Нужно давать жертве право выбора… якобы. Вот так поступает и Су Хен. Не думай, что он просто обычный парень. Он умеет вызвать сперва враждебность, потом — отступить. Показаться жалким, но преданным. Хорошим человеком. Накат-откат. Он готов выглядеть, как угодно, но достичь результата. Опасный малый. Не было бы нас на той лестничной клетке, знаешь, что было бы?
— Он бы ударил Чон Джа!
— Нет. Он бы замахнулся, а потом… Он же прекрасно знает, что Чон Джа — занималась тхэквондо, красный пояс у нее. Видимо рассчитывал на то, что она — ударит его. Тут он бы заплакал, сказал какой он жалкий, ушел бы, сказав что-то вроде «не ищи меня, Чон Джа! Со мной все кончено». Намекнул бы на самоубийство и Чон Джа — сама побежала бы за ним. Если бы он хотел ударить… расстояние между нами было в несколько шагов, я бы не успел остановить его. Нет, он замахнулся и придержал руку. Ему нужно было показать, что он — замахнулся. Спровоцировать ее на агрессию. Следующий ход — помириться. Победитель в драке всегда чувствует подсознательную вину, стремиться выровнять отношения. Вот тебе и крючочек. А дальше уж он бы ее раскрутил. Вот потому он так разозлился что я вмешался. И сорвался… ударив меня. То есть — тебя. А ты, кстати, голову поворачивай по ходу удара, так кинетическая энергия гасится, а не стой столбом.
— Старший! Это все из-за тебя!
— Да жизнь несправедлива, малыш, я уже говорил об этом. Сходи поплачь. Не мешай мне спать.
— Ты же не спишь! Эй! Старший! Ты и со мной так поступаешь, да⁈ Накат-откат⁈
— Смотри-ка, а ты оказывается не так безнадежен.
— Ты… старый! И всегда говоришь так, будто все знаешь! И… бросаешь управление в самые неподходящие моменты! И вообще ты мне не нравишься!
— Уже лучше, малыш. Но ты потренируйся пока. Вон, у тебя есть Чон Джа, на ней и тренируйся. Но, пока, если честно — не выше трех баллов. По стобалльной шкале.
— … телефон… — говорит Чон Джа и Бон Хва зажмуривается. Ее лицо так близко, что кажется еще миллиметр и ее губы коснутся его лица, а он не готов и вообще это же будет нечестно по отношению к ней, она только что рассталась со своим парнем и воспользоваться ее беспомощностью, ее эмоциональной травмой.
— Я… не могу, прости, Чон Джа, — говорит он вслух: — да и не сумею…
— Чего не можешь? Почему не можешь? Руки отсохли? — раздается недовольный голос Чон Джа: — чего там уметь-то? Взял в руки и пользуйся. Разучился? Этот мистер Хайд тебе совсем все в голове поломал…
— Взял в руки? — он открывает глаза и видит Чон Джа совсем рядом. Взять… ее в руки? В горле пересохло и он сглотнул. Он же не будет делать этого, верно?